Он слышал о том, что королева и король, не смыкая глаз, сидят над постелью умирающей дочери. Он знал о бело-черных голубях, из последних сил долетающих до дворца с вестями о путешествии Конана. Бандар-Хак видел, как ненадежны и слабы стали городские власти, поскольку члены магистрата были так же больны, как и простые граждане. Он знал, что высшее командование армии — включая и военачальника Шалманзара, как раз недавно вступившего в храм Сэта, — не способно ни воевать, ни защищаться. Баалур был похож на спелое яблоко, и стоило только потрясти дерево, чтобы плод упал вниз. Зная все это, и Бандар-Хак, и остальные служители Сэта, разбросанные по всему Шему, были готовы в любой момент пустить в ход все средства: золото, оружие, шантаж и убийство. Баалур, жемчужина Шема, в скором времени должен был украсить корону владыки Стигии. Это сулило Бандар-Хаку если не пост первого жреца, то по крайней мере высокую награду.
Его очень забавлял им самим придуманный трюк — распустить по городу слух, будто в нынешних несчастьях Баалура повинен не кто иной, как королева Руфия. Отчасти это было правдой: у нее действительно были какие-то свои счеты с Зерити. Но, как известно, полуправда всегда хуже, чем ложь; и уже находились те, кто в отчаянии проклинал королеву, еще недавно столь всеми любимую.
Бандар-Хак слышал от многих людей разнообразные варианты их снов, но ему всегда снилось одно и то же: он видел огромный храм с цветным мозаичным полом. Посреди храма стояла Зерити — всем известная в Стигии ведьма, одетая в длинное черное платье верховной жрицы. Она стояла у подножия трона, высеченного из цельного кроваво-красного рубина, и в руках у нее был испачканный в крови кинжал. А на троне восседал некто, кого Бандар-Хак никогда не мог как следует разглядеть — столь темен и бесформен был его облик. Но в последнее время этот некто в его снах стал обретать видимые черты.
Более всего его пугало то, что у темного бога было его лицо — лицо Бандар-Хака.
Проходя темным порталом храма Митры, тайный жрец Сэта удивился, что фонари не горят и не видно даже младших служек. И это вызвало у него улыбку: в тяжелые дни каждый молится сам за себя. К тому же он никогда не верил в реальное существование солнечного божества. Изначально в мире царила тьма — все остальное было лишь ее всевозможными проявлениями.
Запустив руку в темную нишу за спиной безымянного идола, Бандар-Хак вытащил из тайника маленький ключ с затейливой бороздкой в виде свернувшейся змеи. Повернув этот ключ в щели камня, ничем, казалось бы, не отличавшегося от соседних, он открыл потайную дверь. Вниз вели ступени. Спустившись, он прошел небольшой галереей и оказался среди истинных жрецов Истинной Веры. Все были в сборе и ожидали только его.
Он никогда не видел их лиц, ибо на все собрания было принято являться в масках. Но без труда узнавал их на улицах — как всегда узнают друг друга приверженцы Сэта. Все они занимали видные посты светской и духовной власти.
— Вемо тенгу Сеа эт! — приветствовал его появление дружный хор голосов. Двое могучих, почти нагих мужчин стояли по обе стороны темного алтаря. Между ними, закрыв маской лицо, сидела на цельной плите зеленого камня та, что исполняла сегодня обязанности жрицы. Действо началось, и женщина, нагая, возлегла на алтарь. Над ней склонились те, что стояли у алтаря.
Присутствующие жадно ловили каждый жест. В ее руке сверкнул золотом клинок, она надрезала себе кожу под левой грудью. Показалась кровь. Бандар-Хак, не раз присутствовавший на подобных действах, смотрел скорее на окружающих, чем на троих у алтаря. К тому же его мутило от вида крови. Но, бросив случайный взгляд на содрогавшуюся на алтаре женщину, он вдруг увидел, как ее золотые волосы почернели, а маска исчезла с лица. Теперь это была Зерити.
Он стоял, словно примерзший к полу, не в силах отвести от нее взгляда. Она улыбнулась ему бескровными губами. |