— Постное, постное. На подсолнушномъ маслѣ. Щами потчивали грибными, такъ неужто ужъ на второе-то скоромное подадимъ? Мы тоже христіане.

Акулина и Арина попробовали ѣсть ложками, но длинныя макароны были скользки и не поддѣвались на ложку. Лакей увидалъ это и расхохотался.

— Ахъ, деревня! воскликнулъ онъ. — Да кто-же макароны ложками ѣстъ?! Вы вилками тыкайте, вилками.

Арина поддѣла вилкой длинную макарону и никакъ не могла ее упрятать въ ротъ.

— Втягивай, втягивай макарону-то въ себя. А то обмотай ее на вилку да и запихни въ ротъ — вотъ какъ это дѣлается, училъ лакей.

Наконецъ съ макаронами кой-какъ женщины справились.

— Не видали мы, милостивецъ, такой ѣды-то никогда. Ужъ больно ѣда-то у васъ мудреная. Поди-жъ ты, что твои черви или змѣи, сказала Акулина. — Ну-съ, за хлѣбъ за соль. Очень тебѣ благодарны. Благодаримъ покорно.

Поблагодарила и Арина.

— Не за что, отвѣчалъ лакей и прибавилъ:- Ну, теперь можете и отдохнуть часикъ. Работой я васъ неволить не хочу.

— Да, милый… Прилечь-бы гдѣ… Очень ужъ мы сегодня рано вставши, проговорила Акулина.

— И прилечь дадимъ. Ступай въ прихожую и ложись на деревянный диванъ, а Аришу твою я куда-нибудь въ другое мѣсто положу. Пойдемте… повелъ лакей женщинъ.

— Да намъ, голубчикъ, хоть на полу, да только-бы вмѣстѣ. Мы вмѣстѣ и ляжемъ.

— Зачѣмъ-же на полу, коли есть мебель? Ложись вотъ тутъ, а Арину я въ людскую. Пусть тамъ ложится на мой диванъ. Я спать не буду. Я сейчасъ газеты въ кабинетѣ читать стану.

— Нѣтъ, голубчикъ, мы ужъ вмѣстѣ… стояла на своемъ Акулина. — Не отпущу я отъ себя дѣвушку. Мнѣ съ ней кой о чемъ поговорить надо.

— Послѣ поговоришь, за работой поговоришь. Пойдемъ, Арина.

— Нѣтъ, господинъ, не пойду я… — сказала Арина.

— Экая вѣдь какая упрямая! Вамъ хотятъ сдѣлать, чтобы было лучше, удобнѣе. а вы не согласны.

— Очень намъ хорошо, милостивецъ, будетъ и здѣсь на полу, — говорила Акулина.

Лакей разсердился и плюнулъ.

— Ну, чортъ съ вами! Ложитесь гдѣ хотите. Деревня, такъ деревня и есть. Упрямыя лошади!

Арина и Акулина улеглись на полу. Лакей оставилъ ихъ и ушелъ куда-то. Оставшись съ Ариной глазъ на глазъ, Акулина спросила ее:

— Пристаетъ?

— Пристаетъ. Даве то щипается, то за платокъ дергаетъ.

— Фу, ты пропасть! И что это здѣсь въ Питерѣ за мужчины такіе! Совсѣмъ нахальники. Вѣдь вотъ поди-жъ ты, кажись, и человѣкъ добрый…

— Да онъ, Акулинушка, и добръ-то изъ-за этого самаго. Я, Акулинушка, боюсь его.

— Ну, чего-жъ тутъ бояться! Я всегда при тебѣ. День сегодня проработаемъ и уйдемъ.

Лакей не на шутку началъ пріударять за Ариной. Онъ то и дѣло искалъ случая остаться съ Ариной наединѣ и когда послѣ обѣденнаго отдыха, женщины опять принялись за работу, онъ долго ходилъ около нихъ, что-то соображалъ и наконецъ сказалъ:

— Не чисто вы моете. У насъ баринъ такъ не любитъ и мнѣ отъ него навѣрно будетъ гонка. Надо будетъ попробовать мыть съ содой. Ты вотъ что, Акулинушка… Ты сходи въ лавочку, вотъ тутъ напротивъ лавочка, и возьми тамъ соды на гривенникъ. Снадобье такое есть. Сода. Съ содой мыть, куда чище будетъ. Вотъ тебѣ гривенникъ.

Акулина сразу сообразила, что онъ хочетъ удалить ее, чтобы остаться съ Ариной, и сказала:

— Да ты-бы, милостивецъ, Аришу послалъ. Она дѣвушка молодая, ноги у ней быстрыя — живо сбѣгаетъ.

— Зачѣмъ-же Арину, коли я тебя посылаю! воскликнулъ лакей. — Что за нравъ такой капризный! Можешь наконецъ ты уважить моей фантазіи. Къ вамъ и такъ, и сякъ, и харчи вамъ даютъ, и чаемъ васъ сбираются поить послѣ обѣда, а вы все въ контру.