Тогда, в Москве, Света купила эту картину механически, даже на задумавшись над тем, что же ее привлекло в ней. Она просто понравилась ей, и все. Цвета, композиция – во всех этих тонкостях Светлана никогда толком не разбиралась, но чувство прекрасного было присуще ей с детства.

Сейчас, сидя в своем шикарном американском доме, она часто ловила себя на том, что, оказавшись перед этой картиной, невольно задерживается возле нее, чтобы вновь и вновь испытать это странное чувство, нечто вроде сладкой печали, радости и одновременно тоски, от которой сердце, сжавшись вначале, начинало сильно колотиться потом. Раньше она никогда не испытывала ничего подобного. Разве что в детстве, потому что иногда ей казалось, что чувство это ей знакомо – оттуда, из далекого прошлого, когда все было просто и ясно, когда она жила в маленьком северном городишке, когда были родители, способные защитить ее от всех невзгод, и мир был прекрасным и загадочным, полным невероятных приключений и надежд.

Когда однажды она поделилась с Владиславом своими переживаниями, он внимательно посмотрел на нее и вдруг усмехнулся. Она даже обиделась, подумав, что он смеется над ней.

– Ну чего ты усмехаешься? – запальчиво спросила она. – Можно подумать, что тебе это чувство знакомо!

– Знакомо, – без тени улыбки отозвался он. – И не только мне. Но и многим другим людям. Это чувство называется ностальгией. – Он улыбнулся наконец: – Слышала о такой?

Светлана смотрела на него, открыв рот. Для нее это было настоящим откровением. Ведь она была счастлива, ничего такого, что можно было назвать тоской – даже тоской по родине, – она не испытывала. Тем более она не могла представить себе, что ее муж, человек занятой, сильный и целеустремленный, может занимать свое время подобными сентиментальными глупостями.

Теперь она стала больше прислушиваться к своим ощущениям, и вскоре была вынуждена признать, что так оно и было – она скучала по России. Этот неказистый московский дворик олицетворял для нее родину, все то дорогое, что связывало ее с той, прежней жизнью. Такой всплеск патриотизма был для нее настоящей неожиданностью. При этом она никогда не вспоминала что-то конкретное, но эта странная, доставляющая радость боль с тех пор прочно поселилась в ней, а когда случились все эти страшные события с ее похищением, когда они с сынишкой Олежкой едва остались живы, когда странный человек Юрьев расстрелял Монтиссори и всю его охрану, когда Владислава посадили в американскую тюрьму, эта боль усилилась в десятки раз и уже не покидала ее ни днем ни ночью. Теперь ей казалось, что, если они с мужем и Олежкой вернутся домой, все сразу наладится и уже никогда с ними со всеми ничего плохого не случится.

Она услышала звук подъехавшей машины, потом мелодичный звонок в дверь и пошла открывать.

Это был Сивый. Он пребывал в радостном возбуждении и, войдя в прихожую, извлек из-за спины руку с великолепным букетом прелестных желтых тюльпанов. Света ахнула: ' – Мои любимые! Откуда ты знаешь?

– Знаю, – самодовольно ответил Сивый. – Только вот непонятно, почему именно желтые?.. Вроде, к разлуке.

– Ничего не к разлуке! – возмутилась Светлана.

– Ну, не знаю, мое дело маленькое… Букет, как ты понимаешь, от твоего мужа.