— Во-первых, — тихо рассмеялась сестра, — была середина августа. А во-вторых, ты давно выросла из тех штанов. Они были тебе катастрофически малы. Но нет, я извиняюсь не за это, а за то, что сбежала, когда мы виделись в последний раз. Мне хотелось стать частью твоей жизни, вникнуть в то, что ты делаешь каждый день, а в итоге я струсила и постыдно дала деру.

Я удивленно поморгала.

— Тебе не за что извиняться, Джем. Мой мир не для слабонервных, а тебя силком заставляли в нем жить всю твою жизнь. Я ни капельки не виню тебя за желание сбежать куда подальше.

— Зато я себя виню. — От признания у сестры перехватило дыхание. — Я давно знала, кто ты, как помогаешь и живым, и мертвым. Ты хоть понимаешь, как это важно? Как важна сама ты?

Я в шутку стукнула ее по руке:

— Прекращай, не то засмущаюсь.

— Вот об этом я и говорю. — Она ткнула в меня наманикюренным пальцем и тряхнула головой. — При всех твоих способностях и талантах ты относишься ко всему этому так легко, будто каждый день и на каждом углу такое увидишь.

— Для меня, наверное, все так и есть — ничего особенного. Я и не знаю, как жить по-другому.

— И все равно ты никогда не жаловалась.

Мне вдруг стало не по себе, и я заерзала.

— Ну, я бы не сказала, что прямо уж никогда. Ты меня в Мармеладе не слышала. Бедные духи! Десятилетиями выслушивали мои причитания. Удивительно, что к моему уходу они еще оставались в своем уме. Сто лет бесконечных жалоб кого угодно наградят кучей психических расстройств. Ну, ты и сама в курсе, как это бывает. — Я подтолкнула Джемму локтем в бок, а она уставилась на меня с отвисшей челюстью.

Любит она вот так уставиться.

— Сто лет? В самом деле?!

Вот блин! Кое-чего родной сестре лучше не знать.

— Нет-нет-нет! Это я так, метафорически. Вроде как иной раз я могу пригрозить прирезать тебя раз сто. Ты же понимаешь, что я никогда бы так не поступила. Уж точно не сто раз.

Джемма подозрительно сощурилась, и я решила перейти к самой сути того, почему я так долго сижу в одной комнате с собственной сестрой.

— Я хочу кое о чем спросить, но тебе это может показаться странным.

Она приободрилась:

— Слушаю.

— Когда-то ты мне сама рассказывала, что была в больнице в тот день, когда я родилась.

Судя по выражению лица, такого начала Джемма не ожидала, но все же задумалась, склонив голову.

— Была, да. Меня привез дядя Боб. Мы сидели в комнате ожидания целую вечность. Знаю, что комнаты ожидания называются так потому, что там кто-то чего-то ждет, но ждать рождения ребенка — это, знаешь ли, жестоко. Мы там уйму часов проторчали.

— Серьезно? — нахмурилась я. — Часов?

Зачем дяде Бобу тащить Джемму, которой тогда было всего четыре года, в больницу, где можно было прождать несколько часов?

— Может быть, мама хотела, чтобы ты приехала?

Джемма пожала плечами:

— Может быть. Помню, что было жутко скучно, когда выветрился восторг от торговых автоматов. А потом я уснула.

— У меня с торговыми автоматами отношения из оперы «люблю и ненавижу».

— Они блестящие, — продолжила сестра, — и у них столько интересного внутри!

Я громко ахнула:

— Джемма Ви Дэвидсон! Я понятия не имела, что мы так похожи.

— Вот только я не сверхъестественное создание с бешеными иномирными способностями.

— Это да. А вообще…

— Почему ты спрашиваешь о том дне?

Мне почти удалось избежать разговора по душам, но Джемма была так честна со мной, что я решила рассказать ей правду о Мармеладе и о том, что там узнала.