— Вот те и раз и два-с! — Инышка аж присвистнул. Про раненую ногу позабыл, словно не кровь в сапог текла, а квас в за пазуху.

— Помогите! — Ядвига протянула руку.

— Ну, давай. Че ж не сподпочь-то ладному человеку!

— Он меня вытолкнул. Этот волк, это животное!

— Хто тя вытолкнул?

— Ротмистр Корсак. Я всё расскажу вашему начальству.

— Тогды, дай-ка я тебя подхвачу. Впереди меня на луке поедешь.

— Где угодно, лишь бы не с ним.

Инышка перегнулся в седле и легко, точно играючи, подхватил пани под плечи и усадил впереди себя. Его тут же обдало неведомым доселе ароматом. Вот так близко с женщиной ему еще никогда не доводилось бывать.

— А почто ж твой ротмистр в Карачу-то палил?

— Говорю же, он зверь, он не человек!

— Ну не убил, и то слава Богу!

— А-а, то есть как не убил?

— Ну так, ранил в плечо.

— Так ведь он уже гонцов отправил с тем, что Карача мертв.

— Как же он мог их успеть отправить, пани, на моих глазах все ведь было. Э, тпру! — Инышка притормозил коня. — Знать, он их отправил еще, не убив татарина. Значит, не сумлевался, что убьет! Вот гад ползучий! Постой, постой. А как же ты, пани, об этом ведаешь?

— Тихо-тихо, прекрасный мой спаситель! — Ядвига закрыла ладонью рот казаку. — Карача мой злейший враг! — А потом, плотно прижавшись к инышкиной груди, часто заговорила по-польски, всхлипывая, переходя на шепот.

У Инышки от такого маневра сладко засаднило под сердцем.

— Я тебя не отдам, дивчина! Ты не бойся! — В голове у парня плыло и кружилось всеми цветами радуги.

— Не отдавай, не отдавай только! Вези меня скорее куда-нибудь!

— Да не могу покамест. Мне надобно сургуч можайскому тысяцкому вручить.

— Плюнь на все. Давай уедем! — Полька продолжала шептать в самое ухо своему избавителю.

И неизвестно что бы пришло на ум Инышке, если бы не рука, вынырнувшая из темноты и схватившая за узду.

— А ну слазь, кобель неструганый! — Бородатое лицо стрельца кривилось от гнева.

— Ребят, вы че? Я же говорил, везу бумагу вашему Ивану Скрябе!

Но уже несколько пар жилистых рук выволакивало его из седла. Инышка попытался сопротивляться. На этот раз последовал такой удар по шее, что несколько разноцветных камешков вылетело из глаз, а потом наступила кромешная тьма.

* * *

Сознание возвращалось медленно и трудно, словно карабкалось вверх по ледяной горке. Вот-вот вершина и свет. Но в последний момент не хватало сил для решающего рывка, и снова скольжение вниз, в холодную и черную пропасть. Пропасть не была пустой и безжизненной. В ней находились этажи. На одном этаже какой-то старик в длинной вытянутой шапке читал монотонным голосом молитвы перед горящим костром, в котором корчился живой человек, на другом — орали сумасшедшими голосами голые бабы, вскидывая вверх руки. Инышка жадно смотрел на крепкие женские ягодицы и старался достать до них руками.