— На, накати. — Протянул бутылку Шкету.

Когти бесшумно выскользнули из пальцев.

— Ааа! — И ещё много слов сказал потом. Он бы больше сказал и не таких приличных, но пробитые четырьмя длинными когтями лёгкие, зажили совсем не мгновенно. Несмотря на все попытки разума остановить отрезвление вместе с заживлением ран, восстановительные процессы только ускорялись.

— Иди в магазин. — Проворчал Шкет, когда товарищ перестал крыть матом весь белый свет. — Тарься на неделю. Сумки оставляй здесь. Я буду заносить наверх.

И прежде чем Штык успел возразить, подхватил одну, да прыгнул вверх, сразу на три этажа. Штык задрал голову — парень ловко и совершенно бесшумно взбирался по балконам.

Только бутылки едва слышно звякают.

— Молоток. — С уважением проговорил вампир и пошёл прямо. Потом развернулся. Потом понял, что не знает где тут у них магазин. Но возвращаться и спрашивать почему-то не хотелось. Что-то вроде стыда ощутил…, глупо, но ничего с собой поделать не смог.

Магазин он нашёл минут через пятнадцать. Оказывается, он тут в том же доме и был, просто с другой стороны. Ночной, такой с вывеской светящейся. Правда, буквы на вывески посгорели, а одну кто-то разбил и название «Василёк», превратилось в «Всёк».

— Эй, дядя. — Позвали его молодые люди в числе двоих, стоявшие подле магазина и курившие сигареты, пахнувшие так приятно и знакомо…, эх! Где ж ты детство, где ж ты конопляное поле, где ж ты друг…, хм, с которым курили…, лучший друг был. Как звали-то? Дал бог память…

— Оглох чёрт позорный? — Рявкнул парень и наперерез шагнул. Ударил ему в грудь кулаком и…

Шож такое-то? Ванёк? Санёк? Серёга Хромой? А не, Серёга это на малолетке тип камеру держал.

— Ты…, ты же…, - блеял второй парень, к губе которого прилипла и сейчас забавно тряслась зажжённая сигарета. — Эдик…, т-ты живой? Эдик?

— Бля! — Воскликнул Штык. — Эдик! Ну точно, Эдик! Спасибо щегол, а то память совсем что-то ни к чёрту. — Парень что-то не обрадовался. Друга своего за рукав зачем-то дёрнул и бежать. Штык наклонился над неподвижным, но очень наглым пареньком. Тот на него смотрел. Пристально. Но одним глазом. Второй просто вылетел на асфальт, когда его о стену ударило — им теперь не посмотришь как бы. Хорошая стена. Крепкая. Пацана переломало, череп лопнул, а ей хоть бы хны.

— А по виду кирпич палёный. — Несколько удивлённо коснувшись стены пальцем, проговорил Штык. Снова на Эдика глянул. И за что он его? Хм. Надо подумать. Не просто так же правильно? Вот, сейчас подумаем. Только это, надо бы не забыть, зачем вообще пошёл. Ладно, там в процессе.

Прикупив всё нужное, постоянно поторапливая продавщицу (как бы не приехали всякие любопытные господа в синих рубашках со страшными автоматами в руках), Штык вышел на улицу.

— Эдик, пардон, так я и не придумал за что я тебя, — развёл руками, в каждой по полной сумке звякает бутылками, — уж извиняй, сдох ты получается зазря. А я каюсь — свинья и хам. Ну, покедова.

И пошёл. Ну а что? Плакать что ли — их вон сколько ходит по всему городу. Целую дивизию набрать можно. А он такой один единственный на всём белом свете. Переживут как-нибудь.

Шкету он решил ничего не рассказывать — разорётся ещё, ну его. Пусть нервы бережёт. Однако надо что-то делать с поведением. Оказывается, просто придумать Кодекс, мало. Как, однако, сложно ему следовать! И тут его осенило — он ведь не выпил парня! А Кодекс касался только еды.

— Фух. — С облегчением выдохнул Штык. Наконец-то, морально-этническая проблема…, этическая, наверное…, тоже слов понапридумывали умных, делать кому нечего…, в общем, всё путём.