Изменить размер шрифта - +
Ему тридцать восемь, и он одинок. В признаниях труслив, в поступках безволен. И это тогда, когда юное существо взирает на него как на бога! А он даже как наставник плох...

 

 

Трейси стояла с чемоданом на краю своего ученического поля. Стройные и сильные стебли тянулись ввысь. Она смотрела на них и понимала, что теперь только страх может ее остановить, но страха она больше не допустит. Ее страхи лежат в дедовой могиле. А впереди новая жизнь.

Скоро ее поле начнет цвести, но она этого не увидит. Это будет ее подарок наставнику и другу.

Жизнь научила Трейси ценить крупицы добра, которые может дать человек человеку, и не требовать большего.

Она улетала с легким сердцем. Трейси верила, что последняя глава в истории ее любви еще не написана. И если теперь им приходится расстаться, то сделают они это как люди близкие по духу.

— Ты действительно не хочешь, чтобы я проводил тебя до Афин? — с робкой надеждой на то, что она передумает, спросил Никос.

Она отрицательно покачала головой. На ее лице сияла таинственная улыбка. Никос видел, что она изменилась, но в чем заключаются перемены, он еще не знал.

Шесть недель они провели вместе. Томительные недели неуверенности и напряженных подозрений завершились этими шестью, исполненными теплотой и симпатией.

— Будет трудно, — предупредил Никос, намекая на ее прежние тревоги.

— Я справлюсь, — отозвалась она голосом той маленькой девочки, которая воевала с дедом за своего трогательного мопса.

— И почему тебе вздумалось непременно лететь одной?

— Потому что таков поступок взрослого человека, которому не на кого рассчитывать, кроме как на самого себя. Разве мой наставник меня не этому учил?

— Ты еще вернешься?

— Ты бы этого хотел?

— Я бы хотел, чтобы ты дала мне время.

— Я позвоню тебе, Никос, — она поцеловала его в щеку. — Пожелай мне удачи в небе и на земле.

— Она у тебя есть, не сомневайся в этом.

Он продолжал смотреть в небо, когда вертолет поднялся, и даже когда вертолет скрылся из виду и шум лопастей затих, он смотрел в далекую синеву. Но когда Никос повернул к дому, то вдруг почувствовал себя совсем одиноким.

— Что случилось, дядя Никос? Ты не болен? — спросил Ари, который последние несколько дней мыслями был уже далеко от Каламбаки. Юноша не мог дождаться того дня, когда уедет в Афины.

— Со мной все нормально. Дай мне, пожалуйста, ключ от номера, где жила Трейси.

— Собираешься перебраться к нам?

— Трейси сказала, что забыла кое-что, я обещал забрать.

— Сейчас принесу ключ.

Ари появился с ключом и сказал:

— А ведь она ничего не забывала. Мама сказала, что она все хорошо проверила перед тем, как сдала номер. Не понимаю, как ты мог ее отпустить, Никос, — тоном очень взрослого человека произнес Ари.

— Что ты этим хочешь сказать?

— Где еще ты найдешь женщину, которая будет боготворить тебя?

— Это тебя не касается, Ари.

— Я бы мог понять, если бы ты не любил ее. Но ты просто слабак, Никос.

— Ты назвал меня слабаком, мальчишка?

— Я готов ответит за свои слова, Никос.

— Если ты прав Ари, то я еще и дурак.

— Если бы меня любила девушка так, как Трейси любит тебя, я бы целовал землю, по которой она ходит.

— Ты очень молод, Ари.

— Но и ты не безнадежен, Никос, если не упустишь ее.

 

 

Трейси терпеливо ожидала, пока соберутся все члены правления корпорации «Лоретто». Ее явный оппонент Винсент Морелли, взявший на себя исполнение обязанностей председательствующего с тех пор, как Диана Коннер отошла от дел, ударил молоточком, когда все были в сборе.

Быстрый переход