Я нисколько не сомневался, что и до, и после раскрутки дела трактирщика нужно будет проверять и проверять: глядя на его хитро бегающие в ожидании обещанной суммы глазки, я нисколько не обманывался в его честности. Даже мой первоначальный взнос он может припрятать и сказать, что ничего не получилось.

    -  Но будет это на моих условиях, - добил я его. - Завтра я пришлю к вам человека с деньгами, который будет должным образом проинструктирован, и он будет выдавать деньги под конкретные улучшения, чтобы вы, любезный, не приведи вас Единый к греху, не растратили мои деньги.

    Столь категоричное заявление сбило спесь с колобка, который, вероятно, уже в уме подсчитал, сколько он получит от меня халявных денег.

    -  А вообще, - внезапно сказал я, - вы мне не нужны. Сломаю трактир и построю новый, за свои деньги и на своей территории. Смысл мне вкладываться в чужой карман?

    Сказав это, я встал из-за стола и пошёл на выход. Трактирщик сначала остолбенело застыл, а потом, когда до него дошёл смысл сказанного мною, повторилась недавняя сцена с хватанием за рукава.

    На этот раз я вышел из трактира, чтобы показать свою решительность. Трактирщик прибег к последнему методу: упал на землю и обнял мой сапог.

    «Блин, что у них тут за привычка такая дурная, - внутренне брезгливо вздрогнул я, - чуть что сразу на землю и к сапогам, сначала староста, теперь этот».

    -  А у вас дети есть? - внезапно спросил я трактирщика, вспомнив удачный опыт применения такой тактики в отношении старосты.

    Трактирщик недоумевающее поднял на меня голову и ответил:

    -  Сыночек, надежда моя и опора.

    -  И сколько этой опоре лет?

    -  Двадцать пять будет этой зимой, - трактирщик всё ещё не понимал, к чему я клоню.

    -  Значит, вот что. Сынка твоего я забираю к себе в замок, будет у меня служить. Жалование ему положу, как полагается, да под рукой будет, если его отец вздумает со мной шутки шутить.

    Услышав такое трактирщик снова взвыл и припал к моему многострадальному сапогу, повторяя почти те же слова, что и некогда староста.

    «Всё же шантаж - великая вещь», - без удовольствия подумал я.

    -  За сына не переживай, цел будет, пока ты со мной будешь честен. Слово дворянина даю - продолжил я, видя, что трактирщик вот-вот потеряет остатки соображения.

    Трактирщик, услышав про слово дворянина, поднял на меня лицо, заляпанное грязными разводами. Странно было мне, четырнадцатилетнему подростку, наблюдать за этим мужиком, который был старше моего отца. Я подумал, может, зря я с ним так? Но, вспомнив скупщика фруктов и старосту, понял, что если я дам слабину, через день об этом узнает вся округа и тогда на всех своих начинаниях я смело смогу поставить крест. Нужно придерживаться линии партии о деспоте и тиране, иначе можно будет просто сваливать отсюда.

    -  Когда сыночка-то посылать? - спросил успокоенный трактирщик.

    Я задумался. Прежде следует обговорить с трактирщиком все нововведения, которые явно будут для него шоком. Всё же я из двадцатого века, века гламура и пиара.

    -  Пойдём к тебе, возьми принадлежности для письма, будешь записывать все, что я тебе скажу.

    Когда мы вошли в трактир во второй раз, то вся прислуга, до единого человека, выбежала на меня поглазеть. Видимо, они сообразили, что молодой господин принёс какие-то плохие вести, раз хозяин бегает за мной как собачка и о чём-то умоляет.