— Мне поехать и забрать ее?

— Если можно. Сейчас… — Маркус взглянул на часы, — четверть первого. Предположим, вы приедете в час. Ланч назначен на половину второго.

— Хорошо. Я пойду пешком. На машине добираться труднее.

— Ты запомнил дорогу?

— Конечно. — Он уже до этого два раза посетил Порткеррис — когда нужно было срочно переговорить с Беном, а Маркус был занят. Фобия Бена насчет телефонов и автомобилей и вообще всех видов коммуникаций время от времени создавала ужасные сложности, и Маркус давно уже смирился с тем, что быстрее доехать из Лондона до Корнуолла на поезде и влезть ко льву в его логово, чем дожидаться ответа на очень важную и оплаченную телеграмму.

Роберт вышел из машины, захлопнул дверцу.

— Ты хочешь, чтобы я рассказал ей, по какому поводу мы приехали, или возьмешь этот приятный разговор на себя?

Маркус усмехнулся:

— Скажи ей.

Роберт снял свою твидовую кепчонку и бросил на сиденье.

— Ну и злодей же ты! — заметил он.

Недели полторы назад, после того как Эмма проехала через Лондон, Роберт получил от нее письмо.

«Дорогой Роберт.

Если я называю Маркуса Маркусом, могу ли я называть Вас мистером Морроу? Нет, конечно, это невозможно. Мне следовало бы написать Вам сразу же, поблагодарить за ланч, и за деньги, и за то, что Вы дали знать Бену, каким поездом я приеду. Подумать только, пришел меня встретить на станцию! Все идет замечательно, пока что мы даже ни разу не поссорились, и Бен как одержимый работает сразу над четырьмя полотнами.

Весь свой багаж довезла в сохранности. Кроме шляпы — уверена, кто-то ее стащил.

Сердечный привет Маркусу и Вам.

Он шел по хитроумному лабиринту узких улочек с тесно стоящими домами, держа путь к северному берегу. Там был еще один пляж — пустой, открытый ветру и длинным пологим волнам, которые накатывали из океанской дали. Мастерская Бена Литтона была обращена фасадом к этому берегу. Когда-то в этом домике хранились рыбацкие сети, и с улицы добраться к мастерской можно было только по мощеному булыжником пандусу, упиравшемуся в двойную просмоленную черную дверь. На ней была дощечка с его именем и огромное железное дверное кольцо. Роберт постучал и крикнул: «Эмма!» Ответа не было. Он отворил дверь, и ее тут же чуть было не вырвало у него из руки порывом ветра — точно стремительный поток воды, он ворвался через открытое окно в дальней стене мастерской. Когда дверь за Робертом захлопнулась, сквозняк спал. В мастерской было пусто и холодно. Эммы не было, однако стремянка, кисть и ведро с побелкой свидетельствовали о ее недавнем занятии. Одна стена была уже полностью выкрашена. Роберт подошел, потрогал рукой — она была холодная и мокрая.

Посередине этой стены выступала уродливая старомодная плита, сейчас пустая и холодная; возле нее газовая плитка, старый чайник и перевернутый на бок оранжевый ящик, в котором стояли синие и белые полосатые кружки и горшочек с кусковым сахаром. У противоположной стены стоял рабочий стол Бена, на котором лежали в беспорядке рисунки и бумага. Тюбики красок и множество карандашей и кистей, разложенных на кусках картона. Стена над столом потемнела от времени и грязи и была сплошь покрыта мазками краски. Казалось, на ней громоздится какое-то разноцветное ракообразное существо. К столу была пристроена длинная полка, она шла вдоль всего стола, и на ней располагалась коллекция objects trouves  Бена: голыш с берега, окаменевшая морская звезда. В синем кувшинчике стояла высушенная трава. Почтовая открытка с репродукцией Пикассо; кусок плавника, из которого море и ветер вытесали абстрактную скульптуру. Фотографии — моментальные снимки, с загнувшимися углами, веером заткнутые в обложку от меню; приглашение на вернисаж, который состоялся шесть лет тому назад, и наконец старинный тяжелый бинокль.