— Пэт Фарнаби?

— Им интересуется Маркус.

— Почему же он не приехал сам?

— Хотел узнать мнение еще кого-то. Мое мнение.

— Вы его составили?

— Это довольно трудно сделать по одной картине. Хотелось бы увидеть больше, если возможно.

— Он очень странный молодой человек, — предупредила Эмма.

— Этого можно было ожидать. Вы знаете, где находится Голлан?

— Разумеется. Ферма принадлежит мистеру и миссис Стивенс. Летом мы там на скале устраиваем пикники. Но после приезда я еще к ним не заходила.

— А со мной пойдете? Покажете мне дорогу?

— Как мы туда доберемся?

— На улице моя машина. Выехал вчера из Лондона, в ночь.

— Наверное, страшно устали?

— Ничего. Поспал немного.

— И где же остановились?

— В отеле. Так вы можете поехать со мной? Прямо сейчас.

— Конечно, могу.

— Вам нужно надеть пальто.

Эмма улыбнулась.

— Если подождете еще тридцать секунд, я его надену.

Стук ее каблучков по незастеленному ковром коридору стих вдали. Роберт закурил сигарету и стоял, с интересом оглядываясь вокруг. Несколько странный коттедж не только в расположении и конфигурации комнат, но еще и потому, что открывает незнакомую, домашнюю сторону буйной натуры Бена Литтона.

Синяя входная дверь открывалась прямо в гостиную с низким потолком и темными потолочными балками. На противоположной стене — огромное окно с видом на море; широкий подоконник заставлен горшками с комнатными растениями — герани, плющ, большой букет красных роз в викторианском кувшине. Пол выложен плитками, тут и там разбросаны яркие коврики, повсюду книги и журналы, много испанской керамики — синяя с белым. В низком гранитном очаге, почти на уровне пола, горело полено; по обе стороны от очага стояли корзины с плавником, а на стене над очагом висела картина. Единственная картина в комнате.

Глазом профессионала Роберт заметил ее, как только вошел в гостиную, но теперь подошел поближе, чтобы лучше рассмотреть. Большая картина маслом — девочка на ослике. Девочка в красном платьице с букетом ромашек в руке, и на темной головке венок из ромашек. Ослик стоит по колено в буйной летней траве, вдали — подернутое легкой дымкой море. Девочка босая, а глаза ее на загорелом личике кажутся совсем светлыми.

Эмма Литтон, кисти своего отца. Когда же он написал ее? Сколько ей было лет?

С диким воем налетел ветер, яростно швырнул в окно струи дождя. Довольно глухое место, подумал Роберт, и чем тут Эмма может заняться в такой вот денек? Она вернулась, неся в одной руке пальто, в другой пару резиновых сапог, стала их надевать, и Роберт спросил ее об этом.

— О, убираюсь, готовлю, выхожу что-нибудь купить. На это уходит довольно много времени.

— Ну а, к примеру, сегодня. Что вы делали, когда я постучал в дверь?

Эмма натягивала сапог.

— Гладила.

— А вечером? Что вы делаете по вечерам?

— Обычно выхожу. Иду прогуляться. Смотрю на чаек и бакланов. Любуюсь закатом, собираю плавник.

— Одна? У вас нет друзей?

— Были в детстве, когда я жила здесь, но все выросли и разъехались кто куда.

Это звучало грустно. Повинуясь порыву, Роберт сказал:

— Поедемте со мной в Лондон. Хелен так обрадуется…

— Да, я знаю, она обрадуется, но стоит ли? Теперь Бен может вернуться в любой день. Ждать осталось недолго.

Она начала застегивать пальто. Синее пальто, черные чулки и резиновые сапоги — она была похожа на школьницу.

— От него есть какие-то вести? — спросил Роберт.