– Да, – спокойно ответила она, – похоже на то. Для нас это все еще внове, мы еще не вполне осознаем, что происходит.

Надо многое уладить, если… если… – «Если это надолго», Ральф понимал, что она имеет в виду. Он укоризненно покачал головой и отвернулся.

– Оба вы поступаете глупо, ты хоть это понимаешь?

– Почему? – Она все еще казалась столь наивной, столь доверчивой, что Ральф вновь обернулся к ней.

– Потому что ты обрежешься, Пакс. Здесь все кончается болью. Иначе быть не может. Я не стану все тебе разжевывать.

Ты уже большая девочка, ты знаешь, какие у тебя шансы. Большинство вариантов не придутся тебе по душе. – Он намекал, что Билл либо вернется к жене, как только закончится срок его службы, либо его убьют. Конечно, он может остаться в живых, он может даже покинуть Дебби. Однако это казалось Ральфу весьма маловероятным.

– Ты слишком долго пробыл тут. Ты стал циничен.

– Возможно, – откликнулся он, закуривая сигарету. А хуже всего, пожалуй, то, что он привык к местному куреву, «Руби Квин». – Я не раз уже видел это кино.

– Подожди, посмотри концовку. Для этого ты еще недостаточно долго пробыл здесь. Даже ты не знаешь всего на свете.

– Послушай, – Ральф решил попытаться в последний раз, потому что симпатизировал Пакс. – Ты ведь умница, намного умнее прочих. Ты замечательно справляешься со своей работой, пишешь отличные статьи. Однажды ты получишь Пулитцеровскую премию.

– Ну конечно, – рассмеялась она.

– Хорошо, пусть не Пулитцеровскую. Во всяком случае, ты хорошо работаешь и знаешь это. Так зачем тебе эта головная боль? Ты приехала во Вьетнам всего на полгода. Подожди, пока не вернешься домой и не повстречаешь где‑нибудь за журналистским столиком прекрасного принца. В каком‑нибудь нормальном пристойном городке вроде Милуоки.

Пакстон решительно посмотрела ему в глаза:

– Послушай, я не властна над тем, что происходит. Так случилось, и случилось именно здесь. Я не могу притвориться, будто ничего не произошло. Да и с какой стати? Мы оба оказались здесь. Это подлинная жизнь. Все остальное – дерьмо!

– А что, если там – настоящая жизнь, а именно это – дерьмо?

– Тогда я ошиблась. А ты что, никогда не ошибаешься, Ральф?

Она не хотела в очередной раз намекать на Франс, но ведь и он привязался к Франс по тем же самым причинам: потому что оба они оказались здесь, и им пришлось нелегко, и все были напуганы, и кругом умирали люди. Какое еще противоядие против всего этого кошмара, кроме как влюбиться, будь то сознательно или против воли? Неужели Ральф и все остальные не понимают этого?

– Послушай. – Ральф как раз выбросил сигарету, и Пакстон вновь в упор взглянула на него. – Отвяжись от меня, ладно?

Я знаю, ты хочешь мне добра, но ты так ничего и не понял.

– Может быть, – печально согласился он В тот же день позднее Ральф увидел их вместе, и тогда ему почудилось, что Пакстон права, а он ошибался. Этих двоих и впрямь связывало очень сильное, нежное, прекрасное чувство. Они пытались скрыть его ото всех, но не могли. Их чувство, даже физическая близость друг к другу стали очень сильными и в то же время такими чистыми, основанными на взаимном восхищении, нежности, любви, что было просто невозможно утаить.

Догадывался обо всем и сержант Билла, Тони Кампсбелло, и с ума сходил от злости. Даже Пакстон заметила это. Он с трудом соблюдал вежливость в разговоре с Пакстон, а со своим командиром весь тот день, что Пакстон провела на базе, разговаривал ледяным тоном.