Но он говорит по телефону с женой.

– Нет, я не о том! Послушай, Зиля, он уже не мальчик. Нет. Ему восемнадцать, он совершеннолетний! И это очень хорошо, что он знает, для чего нужен презерватив. Все, Зиля, не паникуй. Все нормально.

Дальше Милана уже не стала вслушиваться в то, как Марат снова и снова убеждал свою Зилю не волноваться.

***

– Текилы. Три.

И не скалься мне так, мальчик-бармен. Наливай.

Налил. Какая вкусная текила. Не имеет вкуса совершенно, но сразу бьет в голову.

– В жопу лайм.

Бармен хмыкнул и все же поставил блюдце перед Миланой.

– Можно, я воздержусь?

Да что хочешь, то и делай. Текила бьет в голову. Соль разъедает губы. Практически так, как слова Марата разъедают душу. Ладно, черт с тобой, давай свой лайм.

Все, что угодно, давай. Лишь бы не вспоминать, как бархатно, мягко звучит голос Марата, когда он произносит это имя – Зиля. Имя его жены. Да плевать, что бывшей! А дети – дети бывшими не бывают. И как глубоко, проникновенно, тепло звучит его голос, когда он говорит о сыне или о дочери. С ней, с Миланой он никогда не говорил таким голосом. Этот мужчина давно и безнадёжно занят. Он принадлежит другим – женщине с именем Танзиля, юноше с именем Рустам и девочке с именем Гульнара. Он не свободен. Никогда не был и теперь нет. Печать в паспорте ничего не значит. Отсутствие кольца на пальце ничего не значит. Марат Ватаев – не про ее, Миланы, честь. У него штамп в паспорте, обручальное кольцо на пальце, двое детей. Были или есть – уже не важно. Если Милане не хватило ума понять, что это значит, когда ей было восемнадцать, то сейчас, в двадцать восемь – самое время понимать такие важные вещи.

– Бармен, повторить.

***

Можно подумать, что эта другая девушка. В низкий хвост собранные волосы, объемный худи, джинсы, кроссовки. Но эта она. Там самая, которая сегодня сшибала с ног всех окружающих мужчин своей сексуальной харизмой. Та самая, которую он когда-то сам…

Марат от входа в ресторан наблюдал, как к Милане подсаживается какой-то хмырь из числа то ли местных, то ли командировочных. Какая разница! Масляный взгляд говорил сам за себя.

Отвали, урод. Не про твою честь девочка.

***

– Ма-рат… Ха-са-но-вич… Ка-кой сюр-приз…

– Сколько она уже выпила? – Марат крепко держал Милану за локоть. Нахмурил лоб на пантомиму бармена, состоящую из пальцев двух рук. И резко сдернул девушку с барного табурета. – Достаточно.

– Это не тебе решать!

– Зато мне решать – закину я тебя сейчас на плечо и унесу, как мешок картошки, или ты все же сохранишь подобие приличия и пойдёшь со мной ногами.

Милана лишь прошипела что-то – чисто как змея. Но позволила себя увести из бара.

***

– Будешь читать мне лекцию?

– Нет.

– Как жаль… – пропела она. – А я уже настроилась.

Марат промолчал. Он пытался думать. Что надо ее уложить в постель. Увериться в том, что уснула. В конце концов, он за эту фифу перед Артуром отвечает.

А потом уйти к себе. Так будет правильнее всего. Марат любил, когда правильно. В его жизни все было правильно. До того момента, когда в ней появилась Милана Балашова.

– Ну, раз не будет лекции, значит, я ложусь спать,

Объемный худи полетел на пол.

Твою мать…

Туда же отправились джинсы.

Дважды твою ж…

– Раз уж ты все еще тут – помоги расстегнуть бюстгальтер, – она повернулась к нему спиной.