В его доме был большой коридор, и мы имели возможность репетировать и выступать при любой погоде. «Золушку» ставили. Витина мама познакомила меня с актрисой бывшего Театра юного зрителя. Здание ТЮЗа немцы взорвали, поэтому она работала в Театре кукол и с энтузиазмом относилась к нашему увлечению. Рассказывала много, учила тонкостям актерского мастерства. Как-то мы ставили спектакль на военную тему. Там девочка-партизанка выкрадывала важные документы у фрицев и спрыгивала с корабля в море, чтобы спасти секретные сведения. Немцев никто не хотел играть. Пришлось мне и Вите взять на себя роли главных офицеров. Чтобы все выглядело натурально, за сценой поставили корыто с водой. Девочка прыгала, на зрителей летели брызги! Все были в восторге. Девочку поздравляли, целовали, а на нас никто не обращал внимания. Мы же фашистами были...
Еще в школе небольшие скетчи ставили. А когда объединились с женской школой, поставили «Сказку о правде» о Зое Космодемьянской. Директору очень понравилось наше представление, и он пригласил к нам заслуженного артиста. Осокин много моего оставил в постановке спектакля, но я обиделся и больше туда не приходил. Не знаю, может, это было детской глупостью, но первый режиссерский опыт был слишком дорог для меня. Еще в нашей школе был «Клуб знаменитых капитанов». Мне, как сироте, позволили немного побыть юнгой, но в Нахимовское училище не взяли, потому что в войну я находился в оккупированной зоне.
Позже в нашей школе появился новый учитель математики. Вошел он первый раз в класс неожиданно. Мы стремглав прямо по партам побежали к своим местам. Учитель возмутился, выгнал нас, пятерых друзей, и сразу этикетку повесил — хулиганы. Он хотел таким способом с первого урока навести в классе дисциплину. Мы постоянно испытывали с его стороны давление, презрение, унижение и сами вели себя так, как он нас провоцировал. Репрессии учителя не помогали, а делали нас жестокими. Помню: как-то весь класс по веревке спустили с третьего этажа и отправили на речку есть зеленые яблоки. А другой раз хворост на окнах разложили и подожгли. Протест так свой выражали. Понимаю: плохо вели себя.
Зато историка я очень любил. Старался показать свои знания. «Откапывал» в библиотеках особенный материал и рассказывал перед классом. Во всем историк был особенный человек! По весне раздавал ученикам чубук (черенки виноградной лозы). Мы сажали и ухаживали за ними. Он всегда помнил, где чье растение, и всем детям рассказывал об этом. Учитель ценил меня и пытался поговорить с математиком, но тот был непреклонен.
Учительницу географии все обожали! У нее было круглое монгольское лицо. Как она интересно и проникновенно объясняла материал! Мы очень серьезно относились к ее урокам.
Вожатая была великолепная! Няня водила меня в церковь. Я прислуживал высокому духовному лицу, но был сомневающимся атеистом. Так вот, эта веселая энергичная девушка давала мне много поручений, пытаясь отвлечь от религии, развивала организаторские способности, и, в конце концов, сумела увести от церкви.
Я всегда был очень ранимым. А лет с десяти придумал себе хорошую защиту: «Не буду думать об этом!» И начал понемногу учиться сопротивляться всему плохому.
— Много было смешного в ваши детские годы? — полюбопытствовала я.
— И смешное, и курьезное, и грустное — все рядом происходило. Помню: шел сорок второй год, февраль месяц. Мама еще жива была, но находилась в гестапо. Пришли к нам с обыском полицаи. Ничего не нашли. Один полицай мне очень запомнился. Все улыбался и по шее меня похлопывал. А в сорок пятом году первые пионерские лагеря стали организовываться. Я тоже поехал. Начальник лагеря говорит нам: «Вот ваш вожатый Володя». Мне дурно стало, а ребята подумали, что солнце в голову напекло. Я пришел в себя и начальнику лагеря говорю: «Фашист он». На другой день военные приехали. Долго беседовали с вожатым, какие-то документы проверяли. |