Мужчины были рабами Джонкары, с ними обращались жестоко, но они оставались мужчинами. А женщины утрачивали бесконечно больше, они становились инструментами страшного зла. Они гораздо сильнее боялись возвращения рабства, и этот страх заставлял их – во всяком случае большинство – оставаться пассивными долгие века после бегства на север. И даже сейчас, когда необходимость вынудила искать иной, лучшей жизни и, наконец, преодолела груз древней истории, женщины не пытались соединиться с мужчинами; напротив, они хотели совершенно обособиться от мужчин, возможно, в последнем усилии спасти их и бежать от них.
Робкий стук вывел Тарлаха из задумчивости. Мужской голос сообщил, что еда готова.
Бреннан снова надел шлем и подошел к двери. С кивком благодарности принял нагруженный поднос и снова закрыл дверь.
– Прислали порции и для соколов и Брейвери, – одобрительно заметил он, ставя большую тарелку на стол. – Еда простая, но выглядит съедобной, и ее вполне достаточно.
Тарлах без интереса посмотрел на стол.
– Бери, что хочешь. Мне не хочется есть.
Лейтенант и слышать об этом не хотел. Он заставил командира поесть и выпить вина, чтобы тот смог наконец забыться.
Убедившись, что Тарлах лег, Бреннан отправился к себе. Он тоже отчаянно нуждался в отдыхе.
***
Комната Квена была немного больше и чуть богаче обставлена, чем те, что отвели сокольничим, но это одновременно жилая квартира и рабочий кабинет престарелого ученого, и Аден, целительница Лормта и сама настойчивая искательница знаний, думала, что найдет там и Квена, и Дуратана в ожидании отчета.
Серые глаза беспокойно устремились к ней;
– Как та бедная молодая женщина?
– Она без сознания и не испытывает неудобств. Пока ничего иного сказать нельзя, но раны у нее серьезные. С ней сейчас Пира, и кто‑то будет находиться там постоянно, пока не минует кризис – к лучшему или худшему. – Аден покачала головой в смеси удивления и восхищения. – Ей трудно досталась поездка, но птичий воин правильно поступил, что привез ее сюда как можно быстрее. Удивляюсь тому, как эти воины понимают свою службу.
– Не удивляйся, – ответил ей Дуратан. – Я сражался рядом с сокольничими, когда служил пограничником. Действительно, они редко отдают свои мечи женщинам, но если клятва дана, они выполняют ее, выполняют полностью, даже если это им неприятно. Во время бегства от Карстена среди беженцев были женщины и девушки, и ни разу я не был свидетелем невежливого обращения или нарушения той ответственности, которую приняли на себя сокольничьи.
– И даже помимо клятвы, они всегда проявляют сочувствие. Если бы они нашли в пути раненую женщину, несомненно, сделали бы то же самое, хотя, может быть, и не ехали бы так быстро.
– Они, по крайней мере, дали ей шанс на жизнь, – сказала целительница. – Но нам придется иметь дело с ними или с их предводителем. Как же нам с ними обращаться?
– Так, как и раньше, оказывая гостеприимство, какое можем и какое они, примут, – удивленно ответил Квен, – А также позволив командиру изучать наши записи, как только он отдохнет.
– Квен! Учитель, ты хорошо понимаешь, что я имею в виду! В первую очередь он займется моим кладом. Пира принадлежит к его народу, а она изучает те же самые материалы.
– Ей придется поделиться с ним. Вряд ли они одновременно захотят одни и те же записи.
– Я говорю не об этом! – раздраженно воскликнула Аден. – На тебя совсем не похоже, Квен.
– На тебя тоже, – ответил он.
– И для Пиры необычен страх, который я в ней увидела, когда она узнала о приезде отряда! – Аден взяла себя в руки. |