Михаил красноречиво пожал плечами, что, должно быть, означало — вопросы, заданные Клавкой, ответа не имеют. Меня тоже волновали кое-какие моменты. Ну, к примеру: что за дискета все-таки была в чемоданчике с деньгами? Да и происхождение денег вызывало интерес...

Молчание, повисшее на кухне, нарушило появление Кольки Брагина.

—    Ну, что? — я с надеждой посмотрела на Николая.

—    Он жив? — Михаил слегка побледнел. Наверное, он все-таки переживал за Иннокентия.

—    С ним поговорить можно? — Клюквина ни на секунду не забывала о возложенной на нас миссии.

Колька с ответом не торопился, чем здорово действовал на наши нервы. Все-таки хирурги, пусть даже недоученные, жестокие люди! Спокойненько так, с чувством глубокого удовлетворения, не торопясь, режут живого человека и приговаривают: «Ничего, голубчик, потерпите! Это сейчас больно, а потом будет хорошо». Что ни говорите, профессия накладывает отпечаток на личность человека.

Брагин прекрасно видел нетерпение нашей троицы, и ему, как истинному хирургу, доставляло удовольствие смотреть на страдания человеческие. Он достал из холодильника открытый пакет молока, выпил его до капли и только после этого снизошел:

—    Жить будет.

Очень лаконично, а главное, обнадеживающе. Клавка радостно захлопала в ладоши и еще раз спросила:

—    С ним можно поговорить?

—    Попробуй, — усмехнулся Колька.

—    Он без сознания? — предположила я и сама же ответила: — Ну, естественно. Слыханное ли дело — извлекать пулю из живого тела! Хорошо, что бедняга не скончался от болевого шока.

—    Не-е, это никак невозможно. Ваш раненый от ударной дозы алкоголя отключился и до конца операции не вякал. А сейчас вот в себя пришел... Мычит что-то, я разобрать не могу. — Брагин еще раз «сбегал» за молоком в холодильник.

Клавдия поднялась и нетерпеливо затопталась на месте:

—    Так, может, мы разберем?

—    Попробуй, — еще раз повторил хирург. — Пьяный он...

—    А скоро протрезвеет?

—    После спирта? Не скоро. Водички попьет, и снова в нирване. Спирт — штука серьезная.

—    Нам некогда ждать! — воскликнула Клавка и первой ринулась в комнату. Следом за ней робко потрусила я, старательно пряча глаза от пристального взора Николая. Ох, чует мое сердце, расспросов не избежать!

Иннокентий лежал на кровати, бледный, но счастливый, словно ему наконец-то открылся смысл жизни. Может, и открылся. Как известно, наше сознание в критических ситуациях на многое способно.

—    Кеша! — позвала Клюквина, осторожно приближаясь к кровати. Я на всякий случай остановилась чуть поодаль. — Как ты себя чувствуешь?

Раненый открыл глаза. Хороший признак! Поначалу Кешкины очи никак не хотели фокусироваться на Клавке, а все время норовили расползтись в разные стороны. Однако после пятой или шестой попытки Иннокентию все же удалось разглядеть склонившуюся над ним фигуру. Блаженное выражение его лица сразу сменилось на страдальческое.