Первые путешествия сразу ошеломили, но, как оказалось, это было лишь начало. Потом в пестром калейдоскопе четырехмерных иллюзий завертелись самые красивые виды той, старой Земли, существовавшей давным-давно, до великой катастрофы.

Перед его глазами возникала и захватывающая дух панорама заснеженных горных вершин Гималаев и бескрайние слепящие равнины Южного полюса, огнедышащее чрево Везувия в пик самого сильного извержения и низвергающиеся водные лавины Ниагары, яростное буйство которых пришлось преодолевать на утлой лодчонке. Чего только он не пережил здесь…

Поэтому в этот вечер, приближаясь к неприступным стенам, он мысленно перебирал разные варианты и старался предугадать, на каком выборе сегодня остановится прихотливый жребий.

Полупрозрачный столп, не имеющий ни окон, ни дверей, казался цельной конструкцией, изготовленной из непроницаемого материала. По сути дела, стены являлись мощным силовым полем, оно лишь визуально напоминало некий сплошной твердый материал из-за своей способности отражать световые лучи.

Любую твердую материю при соприкосновении границы поля отталкивали от себя, как отталкиваются друг от друга два одноименных магнитных полюса.

Открывалась капсула только на телепатическом принципе.

Если сознание человека, настроенное на определенную волну, совпадало с внутренними ритмами защиты, стены пропускали его, превращаясь в нечто, напоминающее полосу густого дыма.

Ментальный замок Белой башни легко отомкнулся, и Найл вместе с Хуссу прошел через неприступные стены легко, как сквозь туман.

В этот раз они оказались на берегу живописной морской бухты.

Все вокруг преобразилось,- сырой, слякотный городской вечер остался в прошлом, обернувшись погожим солнечным утром.

Умиротворяющая картина выглядела полной противоположностью черному ненастью, застилавшему измученную душу, но он знал, что электронному разуму не свойственны сентиментальные чувства. Что бы ни творилось кругом, по другую сторону непроницаемых стен Белой башни, здесь текла собственная жизнь со своим размеренным ритмом, которому нельзя было сопротивляться, а оставалось только покориться.

К удивлению Найла, пустынник спокойно приблизился к мелководью и даже легко пробежал по пенистой кромке. Таких шалостей раньше за ним не замечалось: как и все пауки, он панически боялся воды.

Прямо по центру бухты, на грани слияния небес и моря, подернутый легкой дымкой, темнел силуэт судна, гонимого ветром к берегу.

Оно приближалось ошеломительно быстро, с такой невероятной скоростью, что вскоре уже можно было спокойно разглядеть не только белоснежные паруса, вытянутый корпус и темные фигуры матросов, но даже незначительные детали оснастки, блестевшие на солнце.

Как бы ни был удручен и подавлен Найл, все равно в его душе вспыхнуло невольное мальчишеское восхищение, когда он понял, что к ним направляется небольшая баркентина, старинный парусный корабль.

Сотни таких красавцев бороздили морские просторы Земли в глубокой древности, в семнадцатом и восемнадцатом столетиях.

Под торговыми вымпелами перевозили разные грузы, шелка и пряности, вина и украшения, а если над палубой реял черный флаг, украшенный ухмыляющимся черепом со скрещенными берцовыми костями, что же, всех встречных на море ожидало кровавое веселье.

Три стройные мачты рассекающего буруны корабля тянулись к небу. Прямоугольные и косые паруса, упруго раздуваясь, легко несли судно по волнам, и Найл заметил, что к берегу стремительно приближалась отполированная соленым ветром янтарная грудь статной девицы: искусно вырезанная из дерева фигура прекрасной русалки, гордо украшавшей мощный бушприт.

По обшивке затейливо вились несколько букв в старинном начертании, складывавшихся в название «Дафна».

В полусотне метров от суши паруса на мачтах в одно мгновение пожухли и подобрались. Завертелись барабаны кабестана, воду вспенила пара тяжелых якорей и корабль замер, натянув новенькие, еще сверкающие жирной смазкой толстые цепи.