За десять лет такое случалось всего пару раз. Однажды во время прогулки по тропическому лесу Стигмастер случайно запнулся о толстый корень и стремительно рухнул всем телом в густую траву.

Он поднялся каким-то невероятным способом,- прямой спиной вверх, без помощи рук, попытался продолжить беседу, сделал шаг вперед и тут же снова беззвучно грохнулся на живот. Найл насчитал тридцать семь подобных подъемов и падений, прежде чем старцу удалось преодолеть препятствие.

Следующая неприятность настигла в Антарктиде. Почтенный Стииг, прогуливаясь вместе с Найлом по хрустящей крошке, так увлекся рассказом о красотах Южного полюса, что случайно зашел, как в комнату, внутрь огромной ледяной глыбы. Прозрачные гладкие стенки легко пропустили его в глетчер, а потом что-то произошло. Старец растерянно ходил от одной грани к другой, но не мог найти выход, словно сверху его накрыл гигантский хрустальной бокал. Потребовалось немало времени, чтобы он смог выбраться из плена, и то для этого компьютер должен был перенести их в знойный Египет, раскаленным солнцем растопивший морозную толщу ледника.

И в этот раз должно было пройти минут пять томительного ожидания, прежде чем прервавшаяся беседа возобновилась.

Это время Найл решил не терять даром, а послал мысленный импульс Хуссу,- приказал пауку обозреть все происходящее вокруг с самой верхней точки корабля, чтобы узнать, как далеко простирается остров, раскинувшийся прямо по курсу «Дафны».

Паук мог легко гулять даже по отвесным мокрым стенам и осклизлым заплесневелым потолкам, так что ему не составило труда взлететь на центральную мачту. Он сделал это гораздо быстрее, чем любой вечно трезвый матрос с «Дафны», и в одно мгновение замер на самой макушке в напряженной позе наблюдателя.

Подключившись к сознанию Хуссу, Найл взглянул на мир так, как он виделся пустыннику. Пара главных, длиннофокусных глаз, выпирающая двумя буграми в середине головы, могла не хуже иных подзорных труб приближать предметы, находящиеся на значительном расстоянии.

Вокруг этих выпученных основных глаз, ожерельем раскинулись мелкие блестящие пуговицы периферийных, обогащающих центральный обзор боковыми ракурсами. Причем за счет особых мышц мелкие глаза могли даже немного передвигаться в стороны, что вообще обеспечивало полную панорамную картину.

Поразительно, но мощь зрения пустынника не понадобилась, все оказалось напрасно!

Найл понял через несколько секунд, что все это время паук не видел абсолютно ничего…

Перед взором пустынника не было ни морских волн с пенящимися гребешками, ни яркого солнца на голубом небе, ни изумительно красивого парусника, кишащего матросами.

Мимо его сознания прошло абсолютно все, что видел сегодня Найл,- и проделки Дафны в величественной библиотеке, и ужасающий шторм, и горластые чайки, и невероятные трюки дельфина!

Вместо красивой иллюзорной картины все восемь паучьих глаз фиксировали только безостановочное мерцание линий и плавное пульсирование световых точек, составляющих яркие пейзажи.

Сознание паука фиксировало компьютерные образы только в виде бесформенной информации, точно так же как музыку ангельской красоты он слышал как звуковое месиво, как странный неорганизованный шум.

Как ни поворачивался Хуссу, перед взором пустынника возникала только фигура какого-то тридцатилетнего мужчины, с удрученным лицом стоявшего у борта и поправлявшего всклокоченные волосы.

Подключившись к восприятию паука, в незнакомце Найл без труда узнал себя…

Убедившись в этом, Найл послал наверх мысленную команду и Хуссу мгновенно возвратился.

Наконец, поднявшийся бриз снова начал трепать складки одежды: значит, компьютер справился с ошибкой. Старец медленно опустился на прежнее место, глаза его обрели осмысленное выражение, длинные пряди зашевелились в потоках ветра.