Хорошо еще, что удалось в беспамятстве сохранить язык, не отхватив его резцами под корень от напряжения…
Прошло не так и мало времени, прежде чем он смог собрать в прежнее состояние мозги, словно брызнувшие каплями в разные стороны от страшного удара.
Помог медальон, висевший на золотой цепочке. Достаточно было дрожащей рукой щелкнуть застежкой вакуумного костюма, нащупать на груди и развернуть ментальный рефлектор тыльной стороной, как магическое действие не заставило себя долго ждать.
Невидимые тончайшие иглы раз за разом пронзали голову насквозь, упираясь во внутреннюю сторону макушки.
Найл даже тихо застонал, когда колкий луч, оживляющий каждый угол рассудка, круговыми движениями очертил изнутри ободы глазниц, отчего за закрытыми веками на мгновение ярко полыхнули изумрудно-серебристые языки пламени.
В такие минуты он обычно видел собственное тело как бы изнутри. Не только зримо представлял себе равномерную пульсацию сердца, но и мог мысленным усилием вообразить себя капелькой крови, циркулирующей по всему организму, – тогда он струился по всем изгибам и даже ясно представлял себе внутренние поверхности артерий и вен.
Зеркальный диск свел в одно целое раздробленные фрагменты сознания и вскоре Найл ощутил себя самим собой. Воспоминания всей жизни внезапно исчезли из головы после удара, а потом снова оказались там, распределившись по нужным углам.
Теперь он способен был сосредоточиться, нагнетая знакомое ощущение единой силы.
Стоило напрячься, как онемелость в руках и ногах начала рассасываться, высвобождая тело от плеч до ступней.
Когда он собрался с силами и смог встать, то в темноте обнаружил, что находится на берегу небольшого озера, окруженного со всех сторон чернеющими стволами деревьев. Плотные тучи, обложившие ночное небо, наглухо закрывали луну, и без яркого фонаря Найлу оставалось скорее догадываться о том, куда попал и что его окружает.
Невероятное перемещение в прошлое изменило его ощущения, мгновенно включив весь опыт прожитой жизни. Одновременно он чувствовал себя Главой Совета Свободных и босоногим парнем, осторожно крадущимся по ночной каменистой пустыне.
Он вглядывался в плотный мрак, пытаясь понять, где находится, и был готов встретиться с любой опасностью, подстерегавшей его когда-либо в прошлом.
К тому же он оказался совсем без оружия: мало того, что под рукой не было жнеца, в случае опасности нельзя было даже ощериться примитивным копьем с острым кремниевым наконечником, не раз выручавшим в хайбадских краях.
В темноте силуэты высоких деревьев вокруг озера казались мясистыми бирюзовыми стволами гигантских кактусов. Из тени цереуса могли выскочить челюсти ненасытной саги, страшного сверчка огромной величины, бросавшегося на жертву даже с десяти метров и способного за целый день без труда проглотить всю семью, ютящуюся в пещере, от крохотных сестренок до иссушенного прожитыми годами деда Джомара. В юности Найл после заката солнца очень редко выходил из своего логовища, потому что каждый шаг за пределами укрытия означал смертельную угрозу. Голодные хищники в обманчивой тишине в поисках добычи рыскали по ночной пустыне, поджидали в зарослях, зарывались в песок.
И сейчас, бесшумно продвигаясь вперед, Найл был начеку и готовился к тому, что в любой момент из тумана может стремительно взмыть изогнутый хвост песчаного скорпиона. Если сразу не уклониться от укуса, сопротивляться было бы уже бессмысленно, яд этих тварей действовал почти мгновенно, парализуя волю, после чего невозможно было даже двинуть пальцем, и оставалось только безропотно ждать, когда скорпион с голодным шипением набросится на тебя, – впиваясь, вгрызаясь в тело, разрывая в клочья, чтобы нетерпеливо пропихнуть истекающие кровью куски в смрадную утробу.
Пока Найл осторожно продвигался вглубь небольшой рощи, то вздрагивая от треска сучьев под ногами, то принимая изогнутый корень за влажные клыки тарантула, между темными облаками обозначился просвет. |