Так он называл мать инспектора. Начало не сулило ничего хорошего, а уж когда инспектор увидел, что комиссар оттягивает начало разговора, то окончательно понял – жди неприятностей. Начал комиссар издалека, что было ему совершенно несвойственно.
– Мы, немцы, люди дисциплинированные и законопослушные. Конечно, и у нас были, есть и будут преступники, такова природа человека.
Старик работал еще с дедом, а отца Дитера убили четверть века назад во время операции по захвату вооруженной банды, и комиссар, тогда лишь инспектор, тоже был тяжело ранен. Он не был сентиментален, даже от себя скрывал, что любит парня, а что давно и безнадежно влюблен в Анну, себе признавался, но никогда этого не показывал, в доме Вольфов практически не бывал. И все же, несмотря на свою сдержанность, даже сухость, комиссар, зная, какую пилюлю приготовил Дитеру, позволил себе сказать:
– Мой мальчик, ты человек способный, с тебя и спросить можно больше. – И он указал Дитеру на кресло и распорядился принести кофе.
«Меня отсылают в какую то дыру начальником деревенских полисменов», – решил Дитер и продолжал внимательно и бесстрастно смотреть на шефа.
Комиссар выдержал паузу, пока помощник расставлял чашки с кофе, затем продолжил:
– К старости человек становится болтлив, я не исключение, скажу вещи общеизвестные, а уж тебе понятные досконально. Разрушение Стены, о чем мы мечтали десятилетиями, соединение с нашими восточными братьями, наплыв неквалифицированных рабочих, как немцев, так и других национальностей, вызвали вспышку преступности. Но наших сограждан нюансы не интересуют, люди платят налоги, содержат полицию, хотят жить спокойно.
«Значит, не в деревню, – понял Дитер. – Шеф обеспокоен расстрелом семьи на вилле. Но это дело округа, какое отношение это имеет ко мне?»
– Дитер, тебя зовут русским парнем. – Голос комиссара стал суше. – Ты, конечно, не виноват, но, как выражаются христиане, крест нести тебе. Получены агентурные данные, что семью Мюллеров уничтожил русский, и приехал он из России, и выполнял он задание русской группировки, контролирующей известные тебе районы города.
Дитер любил хорошую дорогую одежду, и сейчас на нем был мягкий твидовый пиджак, брюки в полоску, сверкающие черные туфли, под белоснежным воротничком рубашки клубный, безукоризненно завязанный галстук. Коллеги над инспектором подтрунивали, а на самом деле элементарно завидовали. В тридцать лет инспектор был холост, пользовался успехом у женщин. Главное же, мог появиться в любом обществе, и не только швейцары, но и великосветские дамы и господа не угадывали в нем полицейского.
Комиссар взглянул на элегантного инспектора и чуть было не вздохнул, за невольную слабость рассердился и продолжал:
– Дитер, вам надлежит внедриться в русскоязычную общину, установить убийцу и через него выйти на заправил русской банды. Они называют себя мафией; ерунда, русские страдают гигантоманией. Никакая они не мафия. Но нас не интересует, как они называются, мы должны установить ключевые фигуры, арестовать, передать в прокуратуру и затем в суд.
«Старик совсем сдал, – подумал Дитер. – Перешел со мной на «вы», приказывает сделать невозможное. Убийца приехал и уехал. Кого я должен установить? Через кого и на кого выходить? Сумасшедший дом, да и только».
– Ты почему не пьешь кофе, Дитер? – спросил неожиданно комиссар, не ожидая ответа, продолжал: – Тебя воспитал твой дед, когда то я служил под его началом. Комиссар Вильгельм Вольф был умнее всех. Мы ненавидели и боялись русских, а он всегда повторял: «Только в союзе с русскими немцы обретут настоящую силу и прочный мир в Европе». И он все предвидел, сегодня нет Стены, танки уходят, а русские предприниматели приходят.
«Боже мой, когда же это кончится! – Дитер пригубил жидкий, уже остывший кофе. |