— Умер и съеден собственными зверями, — глубокомысленно заметил Иван, демонстрируя зачатки чёрного юмора.

Впрочем, сестра шутку не оценила и приложила шутника кулаком по спине.

— Фонарь включай, Петросян недоделанный. Завтра будешь чинить мою колымагу, вот тогда я и послушаю твои хохмы.

— А что с ней? — я пожал якуту руку и он включил мощный фонарь, — Может помочь?

— Что-то с электроникой. Как бы в город не пришлось везти. А там, ещё тот автосервис! Дядя Паша на пару с любимой белочкой.

— Не знал, что в твоём антиквариате есть вещи, сложнее парового котла, — Вера обняла меня и поцеловала в щёку. От сестры пахло хвоей и чем-то непонятным, но приятным, — Так ты не забыла? Завтра отвези меня на экскурсию. Кстати, с этим мёртвым водителем… Вы хоть в полицию сообщили?

— Саша, ты меня невнимательно слушал? — Вера покачала головой, — Завтра всё увидишь сам и лишние вопросы тут же отпадут. Водителя мы похоронили. Всё, спокойной ночи.

— Спокойной.

Я ещё минут десять сидел на пороге, наблюдая за пляшущим лучом фонаря. Светлое пятно постепенно уменьшалось, пока не пропало совсем. Остался только тёмный лес, напоминающий глухую чёрную ограду. Казалось, что меня лишили свободы и путь остался только один — вверх, туда, где яркие звёзды призывно подмигивали с фиолетового купола небес.

Я зевнул и вернулся в дом. Подумал и на всякий случай запер дверь на один замок. Потом пошёл спать.

5

Всю дорогу Иван молчал и лишь попыхивал своей смрадной папиросой. Какие конкретно мухоморы он добавлял в дерьмовый табак, купленный в посёлке, я не знаю, но воняло так, словно спутник пытался сжечь носки, нестиранные около года. При этом Иван временами бросал косые взгляды, точно ожидал возмущения или хотя бы выражения недовольства. Ни того, ни другого он так и не получил. Почему я упрямо молчал — понятия не имею.

Когда лодка причалила и все выбрались на берег, Иван сделал приглашающий жест, аккурат в обход Вериной вотчины. Странно, путь для настоящих героев был много хуже, чем провалившиеся в траву бетонные плиты.

— Не поедем? — спросил я, придерживая излишне торопливого спутника, — У меня, вообще-то, ноги больные. Ходить трудно.

— Тут с полкилометра, — Иван сосредоточенно потушил окурок и спрятал в карман. Странная привычка, если что, но я подозревал, что некогда якут браконьерствовал, — Вера сказал, что тебе ходить полезно. Суставы разрабатываются.

— Много она знает, — мы оба поухмылялись: действительно, что может знать о здоровье доктор биологических наук? — Ладно, веди Иван, хм, Сусанин.

— Польских корней не имеешь? — якут довольно заухал, напоминая сыча, обожравшегося жирных мышей, а после пошёл вперёд. Свой карабин он положил на плечо, позволив рассмотреть давно не чищенное дуло. Раздолбай. Леонид Борисович выразился бы не в пример жёстче и напрочь бы отстранил от следующей операции.

Иногда это — к лучшему.

Дорогу, по которой мы шагали, в своё время начали стоить, чтобы пустить по ней тяжёлую. Технику. Может — грузовики, а может, чем чёрт не шутит и локомотивы. Заброшенная ветка железной дороги упиралась в посёлок, щеголяя осиротевшими шпалами. Рельсы и крепёж давно разобрали и сдали на металлолом.

Здесь же успели расчистить пространство от деревьев, прокопать пару траншей непонятного назначения и высыпать гомеопатическую дозу щебня. Выглядело всё — мама не горюй! Хоть бери и снимай какую-нибудь шнягу про апокалипсис. Высокие деревья по обе стороны неудавшейся трассы, оплывшие рытвины, горы бурой щебёнки и проклюнувшаяся растительность.