«Три дня под колпаком,» пробормотал Руперт.

«А вы заткнитесь,» огрызнулся Мэлис. «Ваш круг, имея в виду лошадь, на которой вы ездили, был хуже всех. Говорят, что отвратительная генеральная репетиция предвещает хорошую премьеру, но это смешно.»

Потом он слегка улыбнулся и Фэн внезапно подумала, какой же он фантастически привлекательный мужчина для своих лет. «А теперь,» сказал он, «присаживайтесь поудобнее, где кто хочет, я покажу вам несколько клипов с прошлой Олимпиады.»

Отказавшись сесть, Джейк стоял, прислонившись к двери, откуда он мог видеть Хелен, сидящую в одном из кресел, на подлокотник которого опиралась Диззи. Она была бледна, глаза были сонные, а рыжие волосы были зачесаны назад и перевязаны на затылке голубым крапчатым носовым платком. Она никогда еще не казалась Джейку более красивой. Он чувствовал себя просто раздавленным любовью. Он с трудом мог сосредоточиться на кадрах, показывающих напряженных метателей копья, и спринтеров, разрывающих финишную ленточку, и троеборцев, и Анну Мур, завоевывающую свое серебро.

Мэлис выключил видеомагнитофон.

«Не думаю, что должен говорить вам еще что-нибудь. Если вы завоюете медаль, особенно золотую, это станет величайшим достижением в вашей жизни, в этом не приходится сомневаться. И если вы не получите эту медаль, потому что будете недостаточно хороши в тот день, или потому, что ваша лошадь будет не форме, или потому, что у ва сдадут нервы, все это будет нормально и хорошо. Но, если вы потом сможете оглянуться и сказать – я проиграл, потому что слишком много пил, или не тренировался, или ложился спать слишком поздно, или недомтаточно старательно работал с лошадью, вы будете сожалеть об этом до конца своей жизни.»

«Наверное, это ему вторит Джейк,» сказала себе Хелен.

Он обвел глазами пятерых наездников. «Вы, должно быть, самая старая Олимпийская команда, которую мы когда-либо выставляли, за исключением Фэн, что означает, что мы можем предложить богатейший опыт, но также вы должны проявить и рвение. Это также значит, что это вполне может стать вашей последней возможностью или провалом на Олимпийских Играх.»

Он повернулся к конюхам, Хелен, очень тихому отцу Гризельды, сидевшему рядом с матерью Айвора. «Хотелось бы предупредить на весь ближайший месяц семьи, конюхов, жен. Постарайтесь не быть эгоистами. Наездники покажутся вам занудными, раздражительными, требовательными. По мере приближения соревнований их растущая отчужденность выразится в стремлении отдалиться. С этим вам прийдется примириться. Им надо сохранять спокойствие, чтобы лошади тоже не волновались. Не предъявляйте ненужных требований. Женам и семьям, если они не поедут в Лос Анжелес, не стоит ожидать регулярных телефонных звонков. Время будет суматошное. Требования безопасности часто будут затруднять возможность позвонить.»

Мэлис взглянул на Джейка.

«Жаль, что здесь нет Тори,» сказал он с улыбкой, «но она единственная, кого я знаю, кому нет необходимости выслушивать все это. Она всегда обеспечивала тебе образцовую поддержку.» Хелен закусила губу. Она почувствовала мучительный приступ ревности. Она должна попытаться не тревожить Джейка.

«Ну, вот и все,» отрывисто проговорил Мэлис, «но я хочу вернуться домой с двумя золотвми медалями.»

Оправдав себя и свою страну победой в Гран При в субботу вечером, Руперт на следующий день самолетом переправил Горную прямо в Лос Анжелес, что давало им обоим около месяца на акклиматизацию.

Двумя неделями позже он вылетел назад в Англию под тем предлогом, что его не устраивает его олимпийская форма, но в действительности, чтобы повидать Аманду Хамильтон.