Он взял одну ягодку, покатал в пальцах, разглядывая со всех сторон. Она была полностью покрыта шоколадом и действительно походила на конфету своеобразной формы. Я насаживала каждую клубничину на деревянную шпажку, чтобы обмакнуть в глазурь целиком, а потом втыкала шпажку другим концом в разрезанное пополам яблоко, чтобы ягодки подсыхали на весу. Кажется, генерал успокоился только тогда, когда нашел след от шпажки и понял, как я покрыла клубнику шоколадом так ровно.

Раскрыв для себя эту тайну, Шелтер наконец откусил половину: ягоды были слишком крупными, чтобы поместиться во рту целиком. Тонкая корочка глазури, конечно, треснула с едва слышным хрустом и осыпалась, но самые крупные кусочки генерал успел поймать и отправить в рот.

Почему-то это простое, естественное движение заставило меня искренне улыбнуться и абсолютно успокоиться. Если сердце и билось все еще не совсем ровно, то не от страха, зато руки дрожать перестали и дышать стало легче.

– Почему ты не вышла замуж? – неожиданно поинтересовался Шелтер, переключая внимание с покрытой шоколадом ягоды на меня. – Судя по тому, что я успел узнать об Оринграде, двадцать три года для вашего города – это практически порог старости для девушки. В том смысле, что она уже почти выходит из возраста невест. У вас замуж начинают выходить во сколько? В пятнадцать?

– В шестнадцать, – поправила я. – Тмар дает свое благословление с шестнадцати. В пятнадцать могут разрешить венчание, но только в особых случаях.

– Примерно представляю себе эти случаи, – хмыкнул Шелтер, закидывая в рот вторую половину ягодки.

Глазурь, конечно, успела немного растаять и испачкать ему кончики пальцев, поэтому генералу пришлось их облизать. А мне пришлось облизать внезапно пересохшие губы.

– Так почему же? – повторил Шелтер свой вопрос, снова поднося к губам чашку. – Ты красивая, очевидно, хозяйственная, здоровая. Все слагаемые невесты, на которую есть спрос, налицо, поэтому я исключаю вероятность того, что к тебе никто не сватался. Почему ты отказывала?

Я пожала плечами, не зная, как ответить. Не рассказывать же ему о своих тайных мечтах, надеждах и желаниях – засмеет.

– Когда мне было пятнадцать, мама умерла, а отец заболел. Мне пришлось ухаживать за ним. Я не могла его бросить.

– Заболел? – насмешливо переспросил генерал. – Милая, пьянство – это не болезнь. Пьянство – это банальная распущенность.

Внутри вдруг стало холодно и неприятно.

– Откуда вы знаете? – тихо спросила я, пристыженно опуская глаза. Почему-то за пьянство отца стыдно всегда было только мне.

– Да так, навел справки, – признался он. – Должен же я знать, что за награда мне досталась.

Я не удержалась от горькой усмешки.

– Конечно. Хозяину полагается знать свое имущество.

– Как-то так, да, – спокойно согласился Шелтер. – Значит, ты не выходила замуж, чтобы продолжать жить с отцом-пьяницей и заботиться о нем. Что, настолько негодные женихи попадались?

Я удивленно посмотрела на него. Нет, если он действительно читает мысли, то я пропала. Впрочем, нет, пьет же он шоколад. Если бы знал, что я задумала, не притронулся бы к чашке.

– Не смотри на меня так, – хмыкнул генерал. – Это простая логика. Либо ты была влюблена в кого-то конкретного и все ждала, что замуж позовет он, либо замуж тебя звали те, с кем ты ожидала куда худшей жизни, чем с отцом. Рядом с отцом ты по крайней мере оставалась хозяйкой себе и своему телу.

Может быть, это было и логично, но все равно становилось как-то не по себе от его проницательности.