Ребекка не выходила у нее из головы, а два дня спустя Гаэль случайно услышала, как двое арендаторов отца толковали о евреях, арестованных неделю назад и отвезенных в лагерь Шамбаран во Вьене, что в тридцати пяти милях к югу от Лиона и одиннадцати — от Валансена. Гаэль чувствовала, что сам Господь хотел, чтобы она получила эту информацию. На следующий день она села на велосипед и, вместо того чтобы направиться в школу, почти два часа колесила по проселочным дорогам, пока наконец не увидела лагерь, о существовании которого раньше понятия не имела. Огромная территория была окружена высокой — где-то металлической, где-то деревянной — оградой. Внутри находились какие-то домишки и палатки, большой то ли сарай, то ли конюшня, куда входили люди с вещами. Среди них были мужчины, женщины и дети всех возрастов. Пленников охраняли вооруженные солдаты, но их было не так много, как она опасалась. Кроме того, Гаэль не заметила собак и караульных вышек, что само по себе уже вселило в нее надежду.
Она ехала по ухабистой тропе, и никто пока ее не заметил. Один раз узкая проселочная дорожка подошла совсем близко к ограде, и Гаэль остановилась на несколько минут понаблюдать за происходящим. И в этот момент — просто чудо! — она вдруг увидела Мишеля, одного из братьев Ребекки, и помахала ему. Он заметил, быстро подошел к ограде и спросил с потрясенным видом:
— Что ты здесь делаешь?
— Да вот искала, куда вас увезли. Где Ребекка?
Мишель улыбнулся ей, хорошо знакомой девочке с длинными светлыми косами, хотя раньше всегда дразнил ее и всячески изводил.
— Она внутри с мамой и Лоттой. Папе удалось припрятать немного денег, и он кому-то заплатил, чтобы получить место в сарае. По ночам на улице ужасно холодно.
Скоро Рождество, вспомнила Гаэль, и снег уже не таял.
— Можно ее увидеть?
— Ты спятила? Зачем ты вообще сюда явилась? Если тебя поймают, то бросят в лагерь вместе с нами.
— Не бросят: я не еврейка, — рассудительно заметила Гаэль.
Мишель с сомнением кивнул и отправился к сестре. Гаэль прождала уже минут десять, гадая, вернется ли он, как вдруг увидела Ребекку: в одном платье, без пальто — у нее даже не было времени одеться. Пальто успел схватить только отец и отдал его жене, когда они приехали в лагерь. Теперь женщина прикрывала им Лотту. На мальчиках были свитеры, а на Ребекке — только шерстяное платье, в котором она собиралась ехать в школу. Сейчас ее трясло от холода, но она смотрела на Гаэль как на чудо.
— Тебе не следовало приходить, — испуганно пролепетала Ребекка.
Гаэль поспешно сбросила пальто и протолкнула сквозь прутья ограды.
— Ты же заболеешь, — запротестовала Ребекка, чувствуя себя виноватой за то, что взяла пальто, но оно было таким теплым…
Взгляды подруг встретились и задержались, и в них было все, что они чувствовали друг к другу.
— Не глупи! Тебе оно сейчас нужнее, чем мне. Все, убегаю, но завтра вернусь, — пообещала Гаэль.
— Что, если тебя увидят? — всполошилась Ребекка.
— Не думай об этом. Все будет хорошо, глупышка, — улыбнулась Гаэль.
— Это ты глупышка, потому что пришла сюда. А теперь уезжай от греха подальше, — попросила Ребекка, кутаясь в пальто.
— Увидимся завтра, — пообещала Гаэль и села на велосипед.
— Если не приедешь, ничего страшного — заверила Ребекка, хотя очень надеялась увидеть подругу.
Гаэль развернулась и поехала обратно, изо всех сил стараясь делать вид, будто не имеет к лагерю никакого отношения, но этого не требовалось: никто ее не заметил и не остановил.
Еще два часа ушло на то, чтобы вернуться домой. |