— Что вы здесь делали? Зачем кричите вы, точно вас режут? — с гневом спросил Вальтер.

— О, Вальтер! В эту статую вселился демон. Она погасила мою свечу и ночник, — вскричала Филиппина.

— Вы просто обезумели от страха. Посмотрите: ночник горит, так же как и свечи на моем рабочем столе. Все это так и было, когда вы вошли, и Каспар может засвидетельствовать это.

— Это неправда! Было темно и меня били!

— А меня таскали за волосы и ворон бил клювом! — одновременно вскричали Филиппина и Кунигунда, смущенные видом горевших свечей.

— Вы обе или больны, или с ума сошли, что всюду видите дьявола, за исключением самих себя, — сурово заметил рыцарь, — А теперь молчите или вы кончите тем, что сами на себя навлечете обвинение в том, что одержимы демоном. Обвинив в колдовстве живых, вы обрушиваетесь теперь на восковую фигуру только потому, что она похожа на несчастное создание, которое вы ненавидели и погубили, — прибавил он, отослав Каспара.

Пристыженные и взбешенные дамы вернулись к себе, вполне убежденные, что полученные ими удары они видели не во сне, так как чувствовали их до сих пор. Они так были перепуганы, что всю ночь провели вместе, обсуждая меры к изгнанию дьявола без шума и крика, так как понимали, что Вальтер был прав: в это тяжелое время было опасно открывать такие дела, и легко можно было быть обвиненным в сношениях с дьяволом.

Недоброжелателей и завистников везде много, и один из таких врагов мог воспользоваться случаем и набросить тень на благородную фамилию Кюссенберг. Кроме того, в процессах о колдовстве не играли никакой роли ни богатство, ни знатность. Поэтому надо было быть очень благоразумными и действовать с такой же хитростью, как и дьявол, который, очевидно, вселил в восковое тело одного из низших своих агентов с целью погубить Вальтера.

Было ясно, что Леонору Лебелинг унес князь тьмы, так как без помощи дьявола нельзя исчезнуть из крепкой темницы. Страсть рыцаря к белокурой девушке, которую он обожает еще в восковой статуе, скандально пренебрегая своей законной женой, также была сочтена за сатанинское влияние. Вследствие всех этих соображений решено было зашить в одежды Вальтера святое причастие и окропить комнату святой водой. Благодаря чарующему влиянию Нахэмы, впечатление, произведенное на него несчастием Раймонда, быстро изгладилось из ума Вальтера, и он только и жил весь день ожиданием ночи. Несколько дней спустя после экспедиции Кунигунды, Вальтер заперся в своем кабинете и с нетерпением ждал, когда оживится его возлюбленная, но та не двигалась с пьедестала и грустно смотрела на него.

— Нахэма! Иди же, дорогая моя! — нетерпеливо вскричал он наконец.

— Я не могу! Но если ты снимешь свой камзол и бросишь его нищему, стоявшему под окном, я буду в состоянии подойти к тебе.

Без малейшего колебания, ни минуты не задумываясь над странностью того, что под окном, выходящим в сад, мог находиться нищий, Вальтер снял свой бархатный камзол и открыл окно. Внизу, действительно, стоял человек в лохмотьях, устремив на окно пылающий взгляд. Когда рыцарь бросил ему камзол, странная улыбка скользнула на исхудавшем лице нищего, и он жадно схватил богатую милостыню. Странное чувство боязни от отвращения сдавило сердце Вальтера, но он не имел времени подумать над этим, так как тонкие руки Нахэмы уже обвивали его шею и страстный поцелуй зажал ему рот, когда он заметил недовольным тоном, что даже восковые дамы имеют капризы.

Чувство беспокойства, испытанное Вальтером во время роковой катастрофы с Раймондом и когда он выбросил свой камзол, стало часто повторяться. Несмотря на очарование, производимое на него Нахэмой, внутренний голос говорил ему, что он подчинился странной силе, которую боялся признать за силу дьявола.