Понимая, что этот таинственный дар должен иметь какую-то цель, Михаил спрятал топор под рясу и быстрыми шагами направился к указанным скалам. По мере того, как он подходил к ним, стал вырисовываться красноватый свет; затем до его слуха донесся смутный гул голосов и пение, перемешанное с хриплыми криками. Михаил быстро остановился. Этот гул волнующейся толпы, это пение, эти крики, перемешанные с богохульством — были хорошо знакомы ему. Дрожь пробежала по всему его телу. Впрочем, это колебание длилось не более секунды. Еще быстрее пустился он в путь, взобрался на скалы и, став в тени, осмотрелся вокруг.

У его ног расстилалась песчаная, бесплодная равнина, освещенная разбросанными там и сям кострами. В глубине, на небольшом холме, как он уже это видел на подобном же сборище, высился отвратительный символ профанации, господствуя над беснующейся толпой, которая у его ног предавалась всевозможным излишествам разнузданной оргии.

Святой гнев овладел братом Михаилом и он почувствовал в себе силу и энергию рассеять это дьявольское сборище. Он спустился в долину и, идя в тени скал, достиг холма, где царил идол, держа высоко два дымящихся факела, красивый колеблющийся свет которых освещал его скотское лицо.

Тихо, никем не замеченный, отец Михаил поднялся на холм и одним ударом топора расколол и ниспроверг на землю чудовищного идола. Теперь, царя над всей равниной, на месте идола появилась высокая фигура монаха в белой одежде. Монах держал в одной руке крест, а в другой — освященную восковую свечу, которая сама собой воспламенилась.

Воцарилось мертвое молчание. Затем раздались со всех сторон крики, не имевшие в себе ничего человеческого. Произошло что-то, не поддающееся описанию. Как безумная толпа металась во все стороны, толкалась и давила друг друга. Одни падали и дергались в конвульсиях, другие, точно впавшие в бешенство, скрипели зубами, изрытая кровавую пену. Одни — катались по земле, другие — лежали как мертвые.

Но вдруг, вся эта паника сменилась страшной яростью. Часть беглецов стала останавливаться, и как одержимая бесом, устремилась на холм, на котором все еще продолжала стоять белая фигура монаха.

С вдохновенным лицом, с возведенными к небу глазами, он продолжал потрясать символом спасения над поверженным козлом. Святые гимны, которые он пел своим звучным голосом, покрывали минутами даже адский шум.

Как свора бешеных собак толпа окружила холм, стараясь взять его приступом, ухватиться за рясу монаха и стащит его с позиции и разорвать на части. Ужасную картину представлял этот круг существ со скотскими лицами, изрыгавшими пену и искаженными яростью, с поднятыми руками, вооруженными всевозможными метательными снарядами.

Все это бросалось на человека, вооруженного только верой и стоящего одиноко в этом месте проклятия и ужаса.

Очевидно, защита монаха была сильна, так как непроницаемый, по-видимому, круг окружал монаха, и бросавшийся на него с проклятиями отлетал назад. Только с наступлением зари вся эта отвратительная толпа рассеялась. По долине остались только разбросанные, неподвижно лежащие тела и бесноватые, извивавшиеся по песку, кусавшие друг друга и испускавшие ужасные крики. Тогда брат Михаил сошел с холма и стал осматривать странное поле битвы, на котором он остался победителем. Множество разлагающихся трупов валялось там и сям вперемежку с раненными, драгоценной посудой, задавленными и грязными лохмотьями, смешанными с изорванными мундирами, вышитыми золотом.

Грустным взглядом смотрел монах на это поле битвы, где разыгрались самые дурные страсти. Затем он обратил все свое внимание на тех, которые еще были живы.

Прежде всего, он обратил внимание на бесноватых. Отец Михаил окропил их святой водой и прочел над ними молитвы заклинаний с такой силой веры, что много несчастных было освобождено от своих мучителей, которые бежали с пронзительными криками.