— Ну, да, так меня учили, мне так проще…
— Вот! И кто после этого тут Тёмный?
— Что ж, может, ты и прав… — сказала Осока.
— Да не "может быть"… — начал я, но Осока прервала меня, тронув за руку:
— Потом обсудим. Хочу послушать эту вещь.
Да, за разговором мы совсем перестали обращать внимание на Латс. Её голос и аккорды кветарры некоторое время были как фон, проходя мимо сознания. Сейчас я вновь сосредоточился на них. Песня, что исполняла в этот момент тиилинка, была мне незнакома. Энергичный мотив лился свободно и быстро, подобно горной реке:
Тишина. Настолько глубокая, что стал слышен комариный жужжащий звук какого-то электрического прибора. Осока сидела неестественно прямо, пальцы её, лежащие поверх моего запястья, судорожно сжались, глаза подозрительно поблёскивали. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: она вспоминала разорённый Храм, когда-то бывший ей домом. В это время один из тех, чьи лица я про себя недавно назвал "бандитскими", неожиданно деликатно и вежливо произнёс, обращаясь к Латс:
— Ещё. Пожалуйста. Просим.
Тиилинка покачала головой, но затем, ещё раз взглянув в нашу сторону, уступила:
— Разве что, одну, коротенькую.
Отзвучал последний аккорд. Зал огорчённо вздохнул, а потом зашумел громкими аплодисментами, выражая благодарность исполнительнице за концерт.
— А мосты-то, и в самом деле, не горят, — задумчиво сказала Осока. — Пойдём, что ли?
— Подождёшь немного, я её отдельно поблагодарю? Эй, халдей! — окликнул я салластанина, после Ръен Вара уважения к этой братии у меня не осталось ни на грош. — Ну-ка, пулей метнись и принеси вот что…
— Сию минуту, господин офицер, — официант, получивший на лапу золотой слиток, рысью кинулся выполнять поручение.
— Интересно-интересно, — улыбнулась моя подруга. — Что же ты задумал?
— Импровизацию на тему одной нашей древней традиции.
Латс укладывала инструмент в чехол. Я подошёл к ней с подносом в руках. В центре его стояла стопка, наполненная абраксом, рядом – канапе с особым сыром, каким обычно закусывают этот лазурный коньяк. Тиилинка посмотрела на меня с некоторым удивлением.
— Госпожа Рацци, — торжественно сказал я, — на моей родине есть обычай: в знак уважения или высокой оценки чего-либо подносят чарку. Не откажитесь.
— И не подумаю! — улыбнулась она. Выпила, закусила, продолжала: — Благодарю за высокую оценку.
— Я тоже Вас благодарю, — сказала Осока, подходя к нам. — Ваши песни так о многом заставляют задуматься.
— Госпожа Тано, если не ошибаюсь?
— Совершенно верно.
— А Вы прекрасно выглядите. Не ожидала, учитывая Вашу тяжёлую и неблагодарную службу.
— Да, работа мерзкая. Но я стараюсь держаться.
— Выходит, Вы сильная. А вот одной Вашей старинной сопернице это не удалось.
— Кому? — удивилась Осока. — Уж не Вентресс ли?
— Ей.
— Пьёт? — догадался я.
— Как эопи. Уже до конкретных глюков докатилась. Позавчера меня уверяла, что видела Дарта Мола. Представляете?
— Когда видела? Где?? — вскинулась Осока.
— Латс, это очень важно. Мол жив, — сказал я на ухо тиилинке… и тут же получил от подруги чувствительный тычок под рёбра. — Ладно, ладно, молчу.
— Ничего себе примочка… — Латс почесала острый шип на левом виске. |