Впервые за все время разговора глаза Маршалла вспыхнули от искреннего удовольствия.

– Я, не видел Анджелы с тех пор, как она переехала в Нью-Йорк. Должно быть, уже больше двух лет.

– Общались ли вы с ней после того эпизода?

– Зачем? У нас не было любовной связи, как я уже объяснил.

– С Диной у вас тоже не было любовной связи, – заметил Финн, с удовлетворением наблюдая, как улыбка исчезла с лица Маршалла. – Но вы продолжали искать с ней встречи.

– Примерно с год. Но она не хотела простить меня.

– Но вы посылали ей записки. Звонили по телефону.

– Нет, ничего подобного. Только после того, как услышал о случившемся. Она не ответила на мои звонки, поэтому мне следует признать, что она также не хочет или не нуждается в моей помощи. – Уверенный, что отвечал более чем рассудительно, Маршалл опять похлопал себя по манжетам и встал. – Я уже говорил, что в семь у меня встреча, и мне надо поехать домой переодеться. Должен заметить, что это была интересная беседа. Пожалуйста, не забудьте передать Дине мои наилучшие пожелания.

– Не думаю, что это необходимо. – Финн тоже встал, но пока не собирался уходить. – У меня есть еще один вопрос. Вы можете считать его вопросом репортера психологу.

Губы Маршалла насмешливо дернулись.

– Ну разве я могу отказаться?

– Речь идет о наваждении или навязчивых идеях. – Финн замолчал, и его последнее слово как бы повисло в воздухе. Он ждал, не заметит ли какого-нибудь знака: нервного тика, или Маршалл отведет взгляд, или у него дрогнет голос. – Если внимание мужчины или женщины сконцентрировано на ком-нибудь достаточно долго, например, два-три года, если этот человек мечтает, фантазирует, но не решается заговорить с объектом своей привязанности лицом к лицу и если в своих фантазиях он решит, что его предали, что он должен тогда почувствовать? Любовь? Или ненависть?

– Трудный вопрос, мистер Райли, при недостаточной информации. Могу сказать, что любовь и ненависть замысловато сплетены в одно целое, как гласят поэты. Возобладает ли одно из этих чувств либо другое, в зависимости от обстоятельств, но в любом случае это может оказаться опасно. Наваждения редко бывают конструктивными как для одной, так и для другой стороны. Скажите, вы планируете провести шоу на эту тему?

– Возможно. – Финн направился за своим пальто. – Как неспециалисту, мне интересно, может ли человек, страдающий от подобной навязчивой идеи, скрывать это от окружающих? Вести себя каждый день как ни в чем не бывало, никогда не позволяя маске соскользнуть? – Он смотрел Маршаллу в лицо. – Старик Джон Смит, скосивший полдюжины человек в «Кей-Марте». Соседи считают, что он был спокойным, славным парнем.

– Так случается, не правда ли? Обычный человек достаточно умен, чтобы позволить окружающим увидеть только то, что он хочет. К тому же большинство людей видят только то, что сами хотят видеть в каждом конкретном случае. Если бы человеческая натура была попроще, нам с вами обоим пришлось бы искать другую работу.

– В чем-то вы правы. Спасибо, что уделили мне время.

Пока Финн шел из офиса через приемную к площадке с лифтом, он спрашивал себя, мог ли Маршалл Пайк спокойно выстрелить женщине в лицо и уйти?

Хладнокровия ему было не занимать. В этом Финн был уверен.

Но под внешним лоском скрывалось какое-то заискивание, раздумывал Финн. Это могла быть чисто автоматическая реакция, как безусловный рефлекс. Нет, скорее всего неловкость Маршалла объяснялась тем, что Финн был репортером.