Но это никак меня не оправдывает. Возможно, в качестве оправдания могу сказать, что жизнь в диких местах сделала меня непригодным для жизни в цивилизованном мире, она определенно не подходит для меня, мне сложно с людьми, подобным вам.
Вы знаете о моей дружбе с Джеком и той любви, которую я испытывал к вам, это казалось мне самым замечательным, что когда-либо происходило в моей жизни. Но это тоже не оправдание. Пока я выздоравливал на Ронсе, я вдруг понял, что совершил, все предстало передо мной, весь прошлый месяц я каждый день пытался собраться с храбростью и написать вам, попросить встретиться со мной только один раз, хотел оправдаться, объяснить презрение, которое к себе испытываю. Больше ничего я сказать не могу, только еще одно — я обещаю вам, что буду избегать любую возможность встретиться с вами. Все, о чем я молю, это чтобы вы забыли меня и то место, которое называется Ронсой. А сам я никогда ничего не забуду и не прощу себя.
Он закончил говорить. Диана уронила голову, чтобы он не видел ее лицо, и поскольку она молчала, он пошел к двери.
— Я бы уехал отсюда завтра, — проговорил он, — но это вызовет ненужные разговоры. Мы здесь пробудем всего пять дней, вы можете не обращать на меня внимания, я стою этого.
Он произнес последние слова с горькой усмешкой. Диана продолжала молчать, он открыл дверь и вышел.
Его шаги замерли, послышался звук закрываемой двери, Диана медленно соскользнула с кресла на пол и зарыдала.
Глава 25
Следующие пять дней в Тауэрли стали для Дианы ужасной пыткой. Она остро реагировала на каждое движение Яна, каждое произнесенное им слово, однако вынуждена была вести себя с ним так, чтобы у всех сложилось впечатление, словно он ей абсолютно безразличен.
Она чувствовала, что больше не сможет этого вынести, что вот-вот скажет ему и всем, что она любит и жизнь без него не имеет смысла. Для нее казалось невероятным, что никто не подозревал о том, что с ней происходит, даже ее отец, казалось, не знал, что она испытывает какие-то другие чувства, кроме легкой скуки.
Она с удовольствием бывала на воздухе, могла наблюдать за охотой, которая была, без сомнения, первоклассной, но вечерами после долгого и скучного обеда, когда было невозможно удалиться в свою комнату, приходилось сидеть около герцогини, та вязала или вышивала, Диана слушала ее непрерывную болтовню, пытаясь услышать единственный любимый голос.
Как-то она спросила герцогиню об отце Яна и на несколько минут отвлекла ее внимание от прегрешений каноника, следующего папистским тенденциям, и глупости местной предводительницы.
— Полковник Кастэрс был очаровательным мужчиной, — заметила она. — Конечно, эгоистичным, но ведь большинство мужчин таковы, но такой прекрасный в компании и превосходный стрелок. Помню, Гай считал его одним из лучших в Англии.
— А мать Яна? — спросила Диана. — Вы ее знали?
— Конечно. Его мать была одной из моих лучших подруг. Я помню, как Эдит Станфорд представила свою дочь в девяносто шестом году на одном из дневных приемов. Элис была очень мила, она легко затмила других дебютанток. Я как будто вижу ее сейчас в белом атласном платье, с букетом ландышей. Даже Гай, который был очень разборчив тогда, счел ее самой красивой девушкой. Он так и сказал Эдит, она была в восторге. Сколько приятных молодых людей хотели жениться на Элис в этот год. Я помню, лорд Дарвел был безумно в нее влюблен, но она и не смотрела на него, мой собственный племянник остался с разбитым сердцем, когда она отказала ему.
Потом Элис встретила Джорджа Кастэрса — это была любовь с первого взгляда для них обоих, к счастью, его отец одобрил ее. Он был совсем другим, вы знаете. Они поженились и прожили восемь счастливых лет до того, как она умерла, это произошло внезапно — плеврит, и было для всех страшным ударом. |