Лев Бердников. Наказание за любовь
╚ ▀ √ ⌡ ╩В романе-хронике В. С. Пикуля ⌠Слово и дело■ есть выразительная сцена с участием шута царицы Анны Иоанновны князя Никиты Федоровича Волконского: ⌠Стоял Волконский в стороне и горевал: умерла недавно жена, а письма, какие были при ней, ко двору забрали. Письма были любовные. И письма те при дворе открыто читали (в потеху!) и смеялись над словами нежными... Называл князь жену свою ▒лапушкой▓, да ▒перстенечком сердца моего▓, да ▒ягодкой сладкой▓┘ Вот хохоту-то было!..■1 Гоготала вся шутовская кувыр-коллегия, а пуще других √ самодержавная императрица. Она присвоила себе право устраивать семейную жизнь своих подданных, заставляя их любить друг друга не по зову души, а по ее монаршему приказу. Вот и Волконскому она повелела о жене не горевать, а не мешкая полюбить другую. ⌠Да здесь играючи женила я князь Никиту Волконского на Голицыной■,2√ не без удовольствия говорила она. Анна Иоанновна тщилась истребить в Волконском всякую память о супруге, с которой он был так счастлив. Надо сказать, что Анне, не изведавшей радостей материнства, как будто пристала роль всероссийской крестной матери. Лишенной супружества, ей нравилось по своей прихоти женить подданных. Особенно же усердствовала императрица, подыскивая пары для наиболее бесправных подданных √ придворных шутов. Анна Иоанновна держала при себе целый штат ⌠дураков■ и ⌠дур■, разгонявших ее скуку. Для них во дворце были отведены специальные покои, которые французский историк А. Труайя назвал ⌠этажом шутов■. В поисках забавников для двора по городам и весям России колесили специально отряженные вестовые. И от участи царского шута не был застрахован никто, даже природный аристократ. Как и другие потешники, такой
сиятельный ⌠дурак■ вынужден был также блеять козленком; кудахтая петухом, высиживать в лукошке яйца или же уморительно драться и царапаться до крови с сотоварищами, ублажая царицу и ее камарилью. Некоторые историки видят в этом невиданное прежде сознательное надругательство Анны над родовитой знатью, забывая, что ⌠новое √ это хорошо забытое старое■. Ведь еще царя Ивана Васильевича Грозного потешал шут княжеского происхождения Осип Гвоздев, которому царь в сердцах вылил на голову плошку горячих щей, а затем ⌠неосторожно■ заколол его. Шуты-аристократы (князья Ю. Ф. Шаховской и Ф. Ю. Ромодановский, Я. Ф. Тургенев, граф Н. М. Зотов и др.) служили и Петру I, который, кстати, тоже был охоч до шутовских свадеб. Хотя при Анне куролесили три отпрыска знатных семейств (князья М. А. Голицын и Н. Ф. Волконский, граф А. П. Апраксин), назначение их придворными шутами ни в коей мере не было связано с их происхождением. Критерий отбора был иной, ибо был замешан на мстительном чувстве императрицы по отношению к своим ⌠избранникам■. Князь М. А. Голицын, к примеру, разгневал Анну своим отступничеством от православия (он принял католицизм и женился на итальянке), а потому получил в наказание звание шута. Императрица женила его помимо его воли на своей шутихе-калмычке А. Г. Бужениновой, отпраздновав их столь же знаменитую, сколь и курьезную свадьбу в Ледяном доме (психологические портреты ⌠молодоженов■ созданы в повести Ю. М. Нагибина ⌠Шуты императрицы■). И родственник Голицына граф А. П. Апраксин был наказан примерно за то же самое, ибо тоже отрекся от веры отцов. Князя же Н. Ф. Волконского произвели в придворные шуты по августейшей злобе к его жене, Аграфене Петровне, урожденной Бестужевой, с которой императрицу связывали давние отношения и семейному счастью которой она втайне завидовала. Именно зависть воодушевляла действия русской самодержицы. Супружество самой Анны было кратковременным и определялось отнюдь не сердечной склонностью. То был невиданный со времен Киевской Руси династический эксперимент, предпринятый ее дядей, царем-реформатором Петром, на гребне Полтавского успеха. Защищая российские интересы на северо-западе Европы, он удумал сочетать племянницу браком с молодым Курляндским герцогом Фридрихом-Вильгельмом, заручившись на то согласием влиятельного прусского короля Фридриха I. |
