К марту 2020 года она уже полтора года была матерью – взяла под опеку двоих детей: брата и сестру пяти и десяти лет. Оба они были с серьезным заболеванием и каждый день должны были принимать дорогостоящие лекарства. Этими препаратами их обеспечивало государство. И все бы ничего, и лекарства всегда были в наличии, и дети их пили безотказно, почти не задавая вопросов, и болезнь никак не проявляла себя, можно было забыть о ней, не думать, что у Марины вполне получалось, но…

Если бы не одно «но». Андрей и Аня, дети неглупые, в чем то даже милые и добрые, однажды уже были в семье. Всего несколько дней, но какой след в душе остался после столь кратковременного счастья! И счастья, и ужаса предательства одновременно. Когда Андрею было три года, а Ане восемь, их взяла под опеку семья, где уже был ребенок четырех лет. Родители были подготовлены, прошли обучение в школе приемных родителей и знали, что ни Андрей, ни Аня не представляли угрозы для их кровного сына и не могли его заразить своей инфекцией.

Но когда спустя несколько дней Андрей подрался с их сыном и укусил его, взрослые забыли обо всем том, чему их учили в школе приемных родителей. Обезумев от страха, они забыли, что укус мальчика не опасен. Они забыли о том, что Андрей и Аня такие же дети, как их собственный, и ничем не хуже его. Они заперли сирот в детской и не выпускали даже в туалет, соблаговолив только поставить им ведро в комнату для того, чтобы они могли справлять нужду. Одновременно с этим приемные родители стали звонить в органы опеки, требуя, чтобы их представитель немедленно забрал детей обратно.

Но так вышло, что представитель органов опеки приехал слишком поздно, когда Аня и Андрей уже спали. Их просто перенесли спящими в машину, а они даже не поняли, что их куда то увозят.

Утром следующего дня, когда брат с сестрой проснулись и вдруг увидели, что они уже не в семье, их крошечный мир, и без того склеенный по кусочкам из руин, окончательно рухнул и рассыпался в пыль. С детства никому не нужные, рожденные мамой наркоманкой и ею же брошенные после рождения Андрея, они стали не просто ненужными, а бракованными, неисправными до такой степени, что приемные родители не готовы были их терпеть и несколько жалких дней.

А хуже всего, как было выдержать сравнение с кровным ребенком приемных родителей? Чего стоил один факт осознания того, что существовали дети хорошие и любимые, за которых родители могли уничтожить других ребят, а они – Аня и Андрей – чем то отличались от этих детей, безусловной, всепрощающей любви не заслуживали и никогда не могли стать бесценными сокровищами для новых родителей, как бы они того ни загадывали. Для этого нужно было переродиться, перевоплотиться, дождаться следующей жизни, а в этой… ничего нельзя было изменить.

Марина, много лет общавшаяся на форумах с другими мамами детей с патологиями – бывших сирот, – все это знала сама. Она знала, что ребенок, которого возвращают в детский дом повторно, получает психологическую травму, еще более сокрушительную, чем травма при первом помещении в детский дом. Она знала, что Андрей и Аня перестали разговаривать, когда их вернули. Упорное и безрадостное их молчание, сопровождавшееся полной утерей интереса к происходящему, длилось более полугода. Именно поэтому, когда в органах опеки ей предложили отказников, она инстинктивно почувствовала, что это ее дети. Ей до дрожи в жилах необходимо было исправить ту чудовищную несправедливость, то духовное насилие, которое совершили над детьми приемные родители и биологическая мать.

Но что Марина знала тогда? Что могла понимать? Она, женщина, избалованная мужским вниманием, обласканная нежным и доверчивым мужем, до тридцати семи лет не знавшая тягот материнства. Даже то, что она помогала когда то Юле, ездила в больницу к Кате, прошла курсы приемных родителей, – что это дало ей? Она все равно оказалась не готова.