После баньки долго сидели на летней веранде. Рашид несколько раз порывался встать из-за обильного стола, но вскоре понял, что сегодняшнее мужское застолье должен высидеть до конца. Поняла это и Анюта и, попрощавшись, ушла спать. Они бы, наверное, гуляли до утра, да Кашфия-апай пришла за своими мужчинами, хотя и ей не сразу удалось уговорить Авдеева отпустить гостей.

Стояла уже глубокая ночь, когда Авдеев вызвался проводить Давлатовых. Мать с отцом под руку шли впереди, Кашфия-апай зябко кутала плечи в пуховый платок и потихоньку что-то напевала. Наверное, ей было радостно осознавать, что и муж, и сын рядом и жизнь все-таки повернулась к ним лицом. Авдеев с Рашидом шагали несколько в отдалении, продолжая начатый разговор. Ночь катилась на убыль, но на улице еще стояла вязкая летняя темнота, сразу поглотившая идущих впереди Давлатовых, только грустная песня матери слышалась в тишине сельской ночи; скоро за углом песня оборвалась.

Возле дома Давлатовых Рашид с дядей Гришей присели на скамейку у палисадника выкурить на прощанье еще по одной сигарете. Авдеев был чем-то возбужден, нервничал и не спешил уходить, да и Рашиду не очень хотелось идти в дом: застолье удалось, что-то тронуло в его душе, и в какой-то момент он почувствовал, что такого искреннего общения ему будет не хватать в городе.

Вдруг дядя Гриша прервал начатый еще за столом разговор и неожиданно сказал:

-- Рашид, дорогой, женись на моей Анюте... -- И, боясь, что его прервут или Рашид вдруг встанет и уйдет не выслушав, заторопился, волнение мешало ему говорить: -- Когда-нибудь, став отцом, ты поймешь и не осудишь меня... Вбила девка в голову, что рождена для жизни в городе, без этого свет ей не мил. Только вернулась из Оренбурга -- уже планы строит, куда снова уехать. А мы с матерью извелись, ночи не спим. На что ей город? Ни специальности, ни образования, да и в городе она жизни особой какой-то хочет, чтобы и муж был не работяга. Ведь пропадет, пропадет в городе, выйдет замуж за какого-нибудь проходимца и промотает все, что с матерью нажили... А ради нее и горбимся, нам много не надо, счастья хотим ей. Как ты приехал да с Анютой вроде встречаться стал, жена и говорит: "Вот, может, и судьба наша..." Но кто вас, молодых, нынче поймет, вот ты послезавтра уезжаешь, и рушится наша надежда... Стеша покоя не дает: иди, мол, упади перед Рашидом на колени, попроси, пусть женится на Анюте, ведь не хуже других она у нас... А мы уж век на тебя молиться будем...

-- Что вы, дядя Гриша, какой я жених? Студент еще, ни кола ни двора, да и зарплата сто двадцать,-- опешивший Рашид попытался охладить пыл Авдеева.

А вышло наоборот -- дядя Гриша точно воспрянул духом:

-- Да мы знаем, и пусть твоя головушка об этом не болит... Учись хоть еще десять лет на профессора там, или на академика, или ученого какого,--поддержим, не боись, это мы на себя берем. А насчет хаты? Анюта сказывала, в городе кооперативную квартиру купить можно, так купим какую захотите. А раз у Анюты нашей с образованием не вышло, как у тебя, так мы с матерью решили и этот недочет покрыть: пока живы, бедствовать не дадим, слово мое ты знаешь. Наверное, дочь с тобой счастлива будет, мы же видим, как она на тебя глядит, да и люди кругом говорят, что вы пара замечательная, спроси кого хочешь... Да и Ильяс с Кашфией, думаю, не против, а уж у меня со Стешей какой бы камень с души снял... -- И могучий Авдеев вдруг всхлипнул, видимо, случился с ним какой-то нервный срыв.

Рашид пытался его успокоить, еще надеясь, что на шум выйдет отец и все уладит, но куда там... Плакал Авдеев шумно, навзрыд, но отец не шел, словно предоставил ему возможность самостоятельно решать свою судьбу. Теперь уже Рашид был в отчаянии, хоть плачь, как дядя Гриша, а всего четверть часа назад жизнь казалась ему такой прекрасной.