|
Узнаете? Разве нынешние съезды, митинги, даже «восьмерки» и «двадцатки» не свидетельствуют о появлении таких людей — бездуховных, но решительных и волевых? Они-то и дергают за веревочки. Эй вы, пролы и быдло, офисный планктон и хомячки, троли и блогеры — слушайте сюда!.. Вот он интеллектуальный «террор» — почти фашизм, появившийся уже и в Интернете, подчиняющий себе всё и вся, террор, который ныне с куда большим успехом заменил «двухминутки ненависти» Оруэлла. Помните: «Послышались бешеные выкрики… Люди вскакивали и снова садились… Темноволосая девушка кричала: «Свинья! Свинья! Свинья», потом схватила словарь новояза и швырнула его в экран… Пароксизм страха и мстительности, желание убивать, мучить, бить по лицу кувалдой как ток проходили сквозь всех, превращая каждого в гримасничающего, вопящего безумца»? Это — Оруэлл. Но не напоминает ли это — вас же самих, сидящих ночью у мониторов и читающих матерные, глумливые «коменты» рафинированных интеллигентов? Нетерпимых в ядовитой злости по любому поводу: от перевода стрелок часов до церкви, от какого-нибудь «шпионского камня» — до «анчоусов» и выборов. Так и хочется крикнуть в невидимую Вселенную Сети — очнитесь! Вы же люди! Ведь это опять: дважды два — 18, террор умных, успевших вякнуть первыми! И как он выгоден тем, кто и дергает за веревочки — новым «великим инквизиторам»! Это не философский выверт, не умственный кунштюк. Наш Бакунин когда еще писал, что если до власти дорвутся ученые и интеллектуалы, то хуже деспотии не будет, ибо они не только будут знать всё, но и «управлять» — тотально. А Оруэлл, еще в 1936-м сказал, что коль дело дойдет до крайностей, «то интеллигенция в подавляющем большинстве перейдет к фашизму…»
«Темноволосую девушку» из романа «1984» главный герой предаст — отдаст на съедение крысам. Вы это помните, это невозможно забыть. Но знаете ли вы, что нечто подобное было и в жизни Оруэлла? Мне об этом рассказала покойная Чаликова. Она как-то нашла забытый стих писателя, в котором он рассказал о случае, мучившем его всю жизнь. Не порки за мокрые простыни в пансионе сделали его одиноким — нет. Просто ребенком он влюбился в девочку из простонародья и мать запретила ему не только играть — видеться с ней. Он не посмел ослушаться и предал любовь. Вот откуда его Равенство и Справедливость. Вот в чем конфликт его с миром. И вот почему он всю жизнь «бежал» любых победителей, и оставался не просто с бедными — с теми, кого предавали. Наконец, вот откуда его вечное желание быть как все. «Это желание Оруэлла быть похожим на всех, — сказала мне Чаликоваа, — характерно как раз для людей очень сложных, тонко организованных и, конечно — необыкновенных…» Когда на Лондон посыпались бомбы Гитлера, он стал рваться на фронт, но ранение в шею, слабые легкие, подозрение на туберкулез (он объяснял это тем, что в детстве часто играл в футбол простуженным) сделали это невозможным. Он стал сержантом добровольцев местной обороны. Служил на Би-Би-Си, выступал со статьями, недоедал, как и все, но вместе с женой, тем не менее, делил свой паек с людьми, которым было хуже. Порядочность — его масштаб. Непокорный, он знал уже, что среди большинства не слишком самолюбивого человечества, среди тех, кто, по его словам, «после тридцати лет», как правило, отбрасывает амбиции и «начинает скользить по течению», всегда есть немного «одаренных, упрямых людей, которые полны решимости прожить собственные жизни до конца, и писатели принадлежат именно к этому типу». Хотя сам наш «беглец» к концу жизни убегал уже от самой жизни. Из Лондона — на суровый остров в Северном море, из хронической болезни — в ожидаемую без иллюзий смерть, из реальности — в фантазии последнего романа. |
