Только вот проверить, чья это генеалогия, твоя или однофамильца, жившего в том же селе, что и твой прапрадед, непрофессионал не сможет. И тогда получается что-то вроде курьеза, которым поделился в одной из телепрограмм Евгений Гришковец. Он признался, что, не зная историю своей семьи, купил старинные фотографии совершенно незнакомых людей и теперь воспринимает их как своих предков.

Можно, конечно, и так – обмануться. Но все же одна лишь тоска по предкам их не вернет. В другой мы жили стране, где при Иване Грозном выбивались целые фамилии и некоторые роды бесследно исчезли, в стране, в которой сразу после Смутного времени, после всех катаклизмов и моровых поветрий убыль населения составляла почти 90 процентов, и да – в стране, пережившей октябрьский переворот. Слишком часто в нашей истории фамилия становилась не предметом гордости, не объектом памяти, а источником смертельной опасности. Какие там фамильные реликвии и портреты предков – спрятаться, забыть, как тебя звали, сменить имя и паспорт. Государству российскому никогда не нужен был человек семейный, нужен был человек служилый. И… загляните как-нибудь любопытства ради в справочники «Вся Москва» или «Весь Петербург» за 1915-й, например, год, аналоги наших «желтых страниц». Огромного количества фамилий жителей, которые там перечислены, ныне вообще не существует.

В свое время Ленин приветствовал семейную сагу Томаса Манна «Будденброки» считая, что она отражала крушение буржуазного мира. Но она отражала не крушение буржуазного мира, а крушение нормальной жизни, той, где семья – ценность, а история – это история семей. Недаром, кстати, при достижении малейшей стабильности в нашей стране сразу возникала и семейная тема – и тогда печатались передовицы о рабочих династиях и потомственных учителях.

Так что появятся ли в нашей литературе семейные саги, зависит от того, насколько стабильной будет наша жизнь. Но стабильность эта должна продлиться долго, чтобы у людей сохранялись сведения хотя бы о пяти предыдущих поколениях – то есть по крайней мере лет 125.

Новое вино

Патриарх Алексий II умер и погребен. Пока что рано, бестактно да и невозможно – за недостатком полной информации, документов и архивных материалов – пытаться выносить объективную оценку его трудам. Рано пытаться определить, что в сегодняшней церковной жизни было личной заслугой патриарха, а когда в паруса церковного корабля, который он вел 18 лет, просто дул попутный ветер. Но со временем биография патриарха, биография без купюр, будет, конечно, написана.

Когда эта книга выйдет в печать, делегаты Поместного собора уже изберут нового главу Русской православной церкви. Земной церкви снова будет дан шанс. Шанс стать «святой, соборной, апостольской», как сказано в Символе веры, излагающем основные догматы христианства и составленном еще в IV веке.

Надежду внушает уже сам факт созыва Поместного собора. Говоря языком светским, Поместный собор – это всероссийский съезд, в котором участвуют не только служители церкви, но и миряне. Из 700 делегатов мирян примерно треть. Пусть в реальности соотношение между мирянами и духовенством иное (последние, разумеется, в подавляющем меньшинстве), и все же впервые за долгие годы представители церковного большинства оказались допущены к принятию ключевого для жизни церкви решения.

Впервые за годы, потому что последний Поместный собор собирался в 1988 году. Тот собор принял крайне демократический устав, согласно которому вся полнота церковной власти – законодательной, исполнительной и судебной – передавалась именно Поместному собору, сам же собор должен был созываться не реже одного раза в пять лет. Ничего из прописанного в уставе не сбылось. Более того, он был переписан в 2000 году собором Архиерейским: новый вариант устава отменял регулярность созыва Поместного собора и резко сужал его властные полномочия, передавая их как раз Архиерейскому собору, в котором могут принять участие только высшие иерархи церкви.