|
Многое изменилось в их жизни за эти три месяца. Их дети, Мария и Филиппо, снова уехали, чтобы продолжить учебу за границей. Министр был вынужден подать в отставку по обвинению в коррупции, но до суда дело не дошло за недостаточностью улик. Только по одному пункту он был совершенно искренен, когда оправдывался в газетах, — его политическая деятельность и в самом деле не принесла ему ни гроша. И это была правда, поскольку те миллиарды, что составили его долю в капиталах Пеннизи, благодаря усилиям Доменико Скальи перекочевали в сейфы «Финмиды». Франко, сын министра, обвиненный в принадлежности к террористической организации, в ожидании лучших времен спешно скрылся за границу. Что же касается Сильвии де Каролис, то, вступив во владение своим миланским домом, она отчаянно пыталась вновь войти в светский круг, но с весьма скромным успехом, поскольку за это время много воды утекло.
И, стоя сейчас на балконе своей виллы в Караваджо перед лугом цветущих нарциссов, который возник здесь накануне ее рождения сорок лет назад, Анна в мыслях своих пыталась примирить прошлое и настоящее. — Ты думаешь, это еще возможно для нас? — спросила она Арриго. — Может, я банален, — произнес он задумчиво, — но это зависит от нас самих. Мир нуждается в любви, и она существует не только для юнцов и подростков. — Значит, не все еще потеряно и для нас, — усмехнулась она. — Если ты думаешь, что затерянный в океане остров сможет еще раз зазеленеть за одну ночь, то увы… — покачал он головой. — Счастье — это скорее далекая цель, чем реальность. Но и в повседневной жизни есть место для любви. Не той, которая приходит и уходит, а той, что живет день за днем, меняясь со временем, но не умирая. — Мне нравится слушать тебя, хоть ты и не веришь больше в порывы, — призналась она с легким упреком. — Нет ничего особенного в этих порывах, — мудро заметил Арриго. — Важнее, пожалуй, открытие нового в нас самих, в нашей повседневности, слишком часто задавленной и забытой. В комнате у них за спиной стукнула дверь, и вошла Аузония, толкая перед собой столик с накрытым завтраком. — Доброе утро, — ласково сказала она, — и с днем рождения, моя девочка. — Спасибо. — Анна обняла Аузонию, и старая экономка вытерла слезы, блеснувшие от волнения у нее на глазах. — Для тебя есть подарок, — объявила она, показав на сверток, завернутый в золоченую бумагу, что лежал на столике рядом с букетом нарциссов. — Что это? — с детским любопытством спросила Анна. — Это подарок твоего отца. — Моего отца? — удивилась она. — Да, он вручил мне его прошлой зимой, — объяснила Аузония. — Это было еще до того, как он заболел. «Может быть, меня уже не будет в живых, когда Анне исполнится сорок лет, — сказал он тогда. — Это мой подарок ей ко дню рождения. Не забудь о нем». И, как видишь, я не забыла. Анне показалось, что вот-вот откроется дверь, и он сам войдет, настолько ясно почувствовала она незримое присутствие отца. Осторожной рукой она развернула сверток. В бархатной шкатулке, обитой изнутри синим атласом, лежала чудесная старинная табакерка из золота, с эмалью и бриллиантами. Анна подняла крышку и увидела сложенную в несколько раз пожелтевшую вырезку из старой газеты, на полях которой решительным почерком старика было написано: Милан. 1914. «Арсен Лупен в палаццо Спада» гласил заголовок статьи. В ней описывался блестящий праздник в доме знатного миланца, во время которого были дерзко похищены из его кабинета две ценные вещи: венецианская картина XVIII века кисти Лонги и золотая с эмалью табакерка, отделанная алмазами, — творение великого французского ювелира, датированная 1760 годом. |
