Охранник нехотя ковылял.

— Чо ты не идешь? Глухой, что ли? — и смотрит жгучим взглядом.

«Ты на меня хоть как сегодня смотри! — подумал Михалыч. — Командовать будешь, сидя у параши…»

— Чо ты хочешь?! По зубам, в натуре? Нацепил свои звездочки и думаешь, что тебя боятся… Бегать за тобой?!

— Чо ты расстроился-то? Звездочки мои. Могу удостоверение показать. Михаил Иванович Калинин вручал мне. Всероссийский староста. Знаешь небось такого? Лично. На втором съезде Советов…

— Да ладно! Понял я, — перебил он, сморщив лицо. — Передать я пришел, чтобы ты по двору не мотался больше. Директор вообще сказал, чтобы завтра забирал отсюда свое сено и убирался. Понятно? Ночь переночуешь — и вали. Сегодня у него гости вечером. Баню велел приготовить. Так что, ты будь добрый, не мотайся по двору… Если жить хочешь, дурак…

Какой бы ни был дурак, а понял. Стоит и молчит, вытянув руки по швам. Дошло без переводчика.

— Тогда я пошел, — сказал охранник и развернулся.

— Лягу я спать, начальник! — крикнул ему в спину Михалыч. — Под телегу! Сенцо к завтрему продует, смечу в стожок и уйду!..

Принялся вить гнездо под телегой. Раньше ляжешь — раньше встанешь. И вообще агент должен среди ночи иметь бодрый вид. Ночью он должен думать лишь об одном — живому бы самому остаться и операцию провести на высоком уровне. Второе без первого никак невозможно.

Глава 22

Мэр со своим помощником обсуждали проблему ветеранов. Их всего-то шестьдесят тысяч по стране осталось — участников той войны. Можно поднять пенсии. Однако от мэра этот вопрос не зависит. Дров привезти там или телефон установить — это да. Здесь власть города кое-что способна. И то не в полной мере: все-таки еще достаточно много этих стариков. Численность их сокращается. Но кто их знает — возьмут и перестанут умирать. Тогда точно не будет исполнена «программа развития», рассчитанная на целых десять лет. С другой стороны, без них тоже будет тоскливо. Особенно во время выборов. Всем известно, как формировался менталитет. Поэтому на выборы бегут в основном те, кто имеет к тому врожденное пристрастие, то есть старики.

Звонок телефона прервал философические рассуждения чиновников. Рябоконь к вечеру загрустил и решил сделать званый обед. Или ужин. Прямо у себя по месту работы. В гостевом доме. С баней. Вениками. Девочками. И пивом. Заодно обсудить назревшие проблемы. Надумал наконец-то. А ведь проблемы, возможно, даже перезрели. Придется ехать. Не забывают Шуру. С ним по-прежнему считаются. Это говорит о многом. О силе закона. Не того, который в кодексах содержится, а того самого.

— Кто еще будет? — спросил мэр.

— Да все наши и никого постороннего, — уклончиво ответил Рябоконь.

— Ну, все-таки?

— Главный рыбак области будет, — вынужденно перечислял тот, — потом ресторанный деятель, а также хранитель наших бабок… Остальное по мелочам. Говорю, все наши. Заодно обсудим вопросы нашего взаимодействия.

Вот он как запел. О взаимодействии заговорил.

— Хорошо. Жди… Буду…

Мэр положил трубку и отпустил помощника. Пусть занимается подготовкой поправок. Время еще есть. Пять часов всего на часах. И вновь за трубку.

— Алло. Где у вас директор. Мэр это говорит!.. Неужели по голосу трудно определить?! Найдите срочно.

Вскоре телефон откликнулся. Звонил директор частного охранного предприятия. Тот самый, у которого жена — племянница бывшего губернатора. Она — Безгодова. Он — Безгодов. Взял фамилию жены при заключении брака.