|
Мы с Динадином похоронили Лонала в дальней траншее, а Люсилер произнес какие-то непонятные нам слова. Люсилер нравился Лоналу. Думаю, трийская молитва его не смутила бы. Но нас коробит, что наш друг зарыт в этой чужой долине, словно мертвая кляча. Когда я вернусь домой, мне предстоит рассказать родителям Лонала, как погиб их сын, но я не стану говорить, что его тело гниет в братской могиле. Не скажу и о том, что один триец, который был ему другом, прочитал над ним молитву. Любая трийская молитва – даже не дролская – была бы для них оскорблением. Именно трийские молитвы и стали причиной всего, что сейчас происходит. Мы умираем из-за их молитв.
Динадин притих. Смерть друга так подействовала на него, что он стал неузнаваем. Дома он был самым шумным, эдаким весельчаком, но творящееся вокруг безрассудство повергло его уныние. Когда мы похоронили Лонала, он сказал мне, что нам следует покинуть эту долину и предоставить трийцам самим убивать друг друга. Мы были вынуждены совершать поступки, которыми не можем гордиться, о которых по возвращении не осмелимся рассказывать родителям. Поступки, за которые нам придется отвечать перед нашим собственным Богом. Сегодня я не стану мешать Динадину оплакивать друга, но завтра он должен стать прежним бойцом, вдохновляющим наш полк на битву. Он снова должен ненавидеть дролов, ненавидеть Фориса вместе с его воинством и пробуждать в наших солдатах волю к победе. И все-таки я думаю, может оказаться, что Динадин прав. Я слышу разговоры солдат и боюсь потерять их всех. Даже я не понимаю, ради чего мы гибнем. Только ради того, чтобы еще один порочный человек мог увеличить свою и без того чрезмерно разросшуюся империю? Отец прав насчет императора. Он чего-то добивается. Однако непонятно, чего именно. И пока он с комфортом дожидается желаемого результата во дворце, мы умираем. Ни один солдат не верит в справедливость нашего дела, и даже Люсилер испытывает сомнения относительно своего дэгога. Он понимает: царствующая фамилия Люсел-Лора обречена, революция дролов в конце концов уничтожит прежний уклад. И все же он и другие верноподданные сражаются за своего жирного короля, а мы, жители Нара, воюем вместе с ними исключительно для того, чтобы наш собственный деспот стал богаче. Я ненавижу дролов, но в одном они не ошибаются: император высосет из трийцев все соки. Однако, дорогой дневник, мне не следует говорить о подобных вещах. И вообще сегодня мне нужно отдохнуть. Вечер выдался тихий. Слышны звуки населяющих долину тварей. Изредка в лесу выкликают мое имя. Но все это меня не пугает. Только мысль о волках, которые могут сюда явиться, мешает мне заснуть. Погибшие сегодня уже похоронены; охота оказалась удачной, и до меня доносится аромат жарящихся на вертеле жирных птиц. Сейчас хорошо бы выкурить трубочку или выпить вина Экл-Ная. Если мой сон будет мирным, возможно, именно они мне и приснятся. А завтра мы начнем все сначала – быть может, в последний раз. Если Волку долины известно, насколько мы слабы, он наверняка соберет лучшие силы и разгромит нас. Мы сделаем все, чтобы выстоять, будем надеяться, что обещанные Гейлом всадники успеют явиться вовремя. К нам в долину новости почти не доходят – всадники здесь быстро передвигаться не могут. Жаль только, что это будут не мои собственные всадники, а люди Гейла, известного мошенника. Уж он-то не преминет похвастаться, что спас меня! Если мы завтра выстоим, я отправлю отцу еще одно послание. Пусть он знает, что в нашем положении мы вынуждены рассчитывать на род Гейла. Как еще можно заставить отца оказать нам поддержку! Спору нет, ему не нужна эта война, но я здесь, и он должен мне помочь. Если нам не пришлют подкрепление, то вся долина снова окажется в руках Волка. Мы проиграем эту войну, и спор отца с императором станет для нас гибельным. Только ради нашего спасения мне придется убедить отца, что эту войну стоит продолжать.
1
Ричиус проснулся от запаха керосина. |
