— Я потеряла его. Но даже не помню этого. Я не переставая, кричала несколько дней, как мне потом рассказывали. Потом затихла и два года почти не двигалась и не разговаривала. И прошло еще четыре года, прежде чем я пришла в себя, если можно так сказать, — грустно улыбнулась Луиза. — Но самое ужасное было то, что я не могла уехать отсюда. Ма Первая в какой-то степени заменила мне мать, а Мак… Кем стал для меня Мак? — Она неопределенно повела плечами. — Опорой, которая не давала упасть. — Луиза ненадолго задумалась. — Я сказала, что это всего лишь воспоминания, — продолжила она. — Однако мне и сейчас горько от того, что злые люди до сих пор гордятся своими деяниями. Во многих семьях отца оправдывали за то, что он убил человека, наградившего меня ребенком. Кое-кто из лицемерных ханжей, — а таких здесь набралось немало. Кэртисы в том числе, да и Пурдисы не лучше — поддержали отца, заявив, что поступили бы точно также с тем, кто осмелился бы лишить девственности, да, они именно так и сказали, их дочерей. И это в то время, как на некоторых фермах творились дела еще похлеще. Но подобные секреты хорошо оберегались. Ведь имя семьи должно быть незапятнанным! Разве что кто-нибудь из братьев напивался и набрасывался на парня, переглядывавшегося с его сестрой, которую он сам уже использовал! И они еще будут говорить о женской непорочности! Боже, Боже! Они станут орать до хрипоты, что такие вещи случаются только в фортах. Но в итоге, моя дорогая, — Луиза снова встала и положила руку на плечо Тилли, — вашему пребыванию на ранчо Портеза конец. Мэтью говорил, что у него уже есть не примете одно местечко. Вам надо туда съездить и посмотреть, как и что. Уверена, что после сегодняшнего представления отец постарается окончательно отравить тебе жизнь.

— Не знаю, как мне людям в глаза смотреть, — поднимаясь, проговорила Тилли.

— Ну, что они подумают, то пусть и думают. Людям думать не запретишь. У мужчин свое мнение на это, и ты потеряешь их уважение. Но какое тебе дело до них. У тебя есть Мэтью, а он редкий человек. Тебе повезло, ты счастливая. Не каждая женщина может похвастаться, что ее так любит собственный муж. С годами, возможно, с ним станет не так-то просто жить. Он в какой-то степени такой же собственник, как и мой отец и…

— О, не говори так, — громко возразила Тилли, и Луиза поспешила исправиться:

— Только пойми меня правильно. Я хотела сказать, что Мэтью похож на Альваро в том, что он ревнивый и не позволит тебе еще кому-нибудь отдавать свою любовь.

— Да-да, вот это я очень хорошо понимаю, — задумчиво покачала головой Тилли. — Даже сейчас мне приходится очень осторожно проявлять свои чувства к детям, особенно к Жозефине. Бедняжка Жозефина.

— Не такая уж она и бедняжка. У нее есть дом, который она бы никогда не имела, если бы осталась со своей мамочкой. Леонильда — порядочная шлюха и больше ничего… А теперь тебе лучше пойти к Мэтью. Ему, мне кажется, сейчас требуется гораздо больше внимания, чем способны дать эти парни. Я зайду к вам позднее. А завтра отправляйтесь смотреть дом. Я присмотрю за Кэти и детьми, можешь не волноваться.

Женщины вышли из комнаты. В конце коридора стоял Альваро Портез, и как будто специально поджидал их.

Его лицо, несмотря на загар, было серым, глаза казались почти черными, во взгляде осталась только злость. Шея его раздувалась, кадык ходил ходуном над тесным воротником его синей куртки. Заговорил Альваро, обращаясь непосредственно к Тилли. Несмотря на то, что он не повышал голоса, слова произносились с таким нажимом, разлетаясь по всему ранчо, что заставляли людей замирать на месте.

— Грязная тварь! — с ненавистью отчеканил он.