Но только теперь она почувствовала запах: едкую смесь крови, пота и паленых волос.
Доктор все так же стоял у стола, но сейчас на нем был чистый фартук, и он смыл кровь с лица. Доктор покосился на женщин, но ничего не сказал. Тилли подвели к кровати в конце комнаты. Перед ней лежал Мэтью так же, как и она, до неузнаваемости изменившийся за последние двенадцать часов.
Он лежал с открытыми глазами. Их цвет — единственное, что осталось от прежнего Мэтью. Тилли склонилась над ним и прижалась губами к его губам. Но Мэтью не ответил на ее поцелуй, и она подняла голову.
— Тилли, — беззвучно шевельнулись его губы.
— Да, любовь моя, — она с трудом разобрала свои собственные слова. Горло у нее пересохло, ей казалось, что она вот-вот задохнется.
— Тилли.
— Да, дорогой.
— Домой.
— Хорошо, мой милый! Лежи спокойно, мы скоро поедем домой.
Тилли распрямилась и повернулась к стоявшей рядом женщине.
— Пусть эти грязные бродяги подождут, — раздался на всю комнату скрипучий голос доктора. — Будь моя воля, я бы их там и сжег, и на медленном огне, очень медленном.
Несколько человек, ухаживавших за ранеными, оставили свое занятие и подняли головы. Мужчина в военной форме что-то говорил доктору, но очень тихо, а вот ответ доктора слышали все.
— Санкции, договора! — кричал доктор. — Что они там могут знать. Вот их бы сюда, тогда они увидели бы, что стоят их санкции с договорами… Санкции, договора! — последние слова доктор выкрикнул с особой злостью.
— Им нужна помощь, — возвысил голос офицер. — Если они ведут себя как дикари — это не означает, что и нам следует поступать так же. Стрелять в них — это честно. Но нельзя оставлять их умирать в муках.
— Бросьте, не хочу слушать эту вашу чушь. Умирать в муках. Такое сказать! — Доктор взмахнул рукой с зажатым в ней скальпелем, и лезвие блеснуло на солнце. — Иногда я спрашиваю себя, на чьей стороне армия? — склоняясь над пациентом, фыркнул доктор. — Рейнджеры не задают вопросов, они действуют.
— Нам еще придется вернуться к этому разговору, — буркнул себе под нос офицер и, круто повернувшись, направился к двери, которую ловко распахнул перед ним солдат. — Пьяный дурак! — достаточно отчетливо бросил он, выходя за порог.
Тилли уставилась на женщину, которая стояла, низко опустив голову.
— К… к кому я должна обратиться. Мне нужно перевезти раненого, — тихо спросила Тилли.
Женщина подняла голову, и Тилли только сейчас заметила, что она казалась старой, хотя и была моложе ее.
— Извините, — сказала женщина. — Он совершенно вымотался, мой муж. Два дня и две ночи работает без роздыха.
Жена доктора и в таком месте, похожем на бойню. Но она сама находилась на этой бойне из любви к мужчине, и эта молодая женщина тоже оставалась здесь из любви к мужчине. Любовь являлась той силой, которая цепью, составленной из жалости и сочувствия, была способна затащить и в такие места, как это. Тилли снова посмотрела на неподвижную фигуру на кровати. Мэтью лежал с закрытыми глазами.
Жена доктора взяла Тилли за руку и вывела ее на улицу. Тилли, наконец смогла как следует рассмотреть форт. Она увидела большое пространство, обнесенное высокой стеной из крепких толстых бревен. Немного ниже верхнего края частокола располагался карниз, на котором находились солдаты. Внутри частокола кипела жизнь. Тилли сразу же поразил контраст: с одной стороны форта беззаботно играла небольшая группа детей, а по другую — бронзовыми изваяниями застыли индейцы. На ногах оставалось всего несколько человек. |