Изменить размер шрифта - +
В широко разведенных руках она сжимала каких-то тварей, напоминающих змей. Голову женщины украшала тройная, четко заштрихованная тиара, на которой сидела птица со сложенными крыльями. Рисунок сохранился гораздо лучше, чем текст, видимо, из-за того, что во время тысячелетнего пребывания в земле он находился в середине свитка, далеко от его поверхности.

Приблизив лицо почти вплотную к рисунку, я прочитал надпись у ног женщины: Атана Погниа Ветры Голуби Лабиринт.

Оторвавшись от папируса, я взглянул на Кэрол:

— Мой греческий, конечно, оставляет желать лучшего, но все же мне кажется, что это не классический древнегреческий язык?..

Кэрол смотрела на меня широко открытыми от удивления глазами.

— Джо, ради Бога, откуда ты знаешь об этом?

— Не знаю. Я догадываюсь только, что Атана — это не ошибка, а просто древняя форма имени Афина. Ведь человек, имевший столь великолепный почерк, должен был знать, как пишется такое известное имя?..

— Так… Какие еще выводы?

— Не требуй слишком много от скромного автора детективных романов. Словом Потниа, как мне кажется, пользовался Гомер применительно к богиням. Его можно перевести как госпожа, хозяйка, не так ли? — Я снова присмотрелся к папирусу. — Таким образом, подпись под рисунком гласит: Атана, Госпожа Ветров, Голубей и Лабиринта.

Я поднял голову и ухмыльнулся.

— Так вот почему ты столько времени потратила на этот папирус… — удовлетворенно протянул я. — Конечно! Хозяйка Лабиринта, главное божество жителей Крита!

Кэрол взяла в руки папирус. Какое-то время она молча смотрела на меня, ничем не выдавая своих чувств. Затем неожиданно рассмеялась.

— Почему ты мне никогда об этом не говорил?

— О чем?

— О том, что ты интересуешься этими вопросами?

— Этими вопросами, если ты имеешь в виду эгейскую цивилизацию, я не интересуюсь. И мне нет никакого дела до критцев с их линейной письменностью. Что меня действительно интересует, так это просыпаться по утрам под воркующий голос молодой женушки, хлопочущей над подносом с моим вкусным завтраком. Ну а поскольку нет у тебя подобного намерения, то прочитай уж мне этот папирус, а после я буду вынужден попросить у тебя еще одну чашечку кофе.

— Ты получишь целую плантацию, Джо, но сначала послушай, что я тебе скажу. — Она заколебалась, но через секунду продолжила: — Думаю, ты будешь мне полезен…

Мои брови стремительно поползли вверх.

— О, дорогая, я очень польщен…

— Это кажется почти невероятным, — проигнорировав мою реплику, она прикоснулась к папирусу, — и все же у меня нет никаких сомнений в подлинности документа. Хоть ты и не специалист в этой области, но наверняка удивишься не меньше меня. Этому папирусу около двух тысяч трехсот лет и нашли его в прошлом году в Египте среди руин греческого приморского поселения на границе с пустыней. Я считаю чудом, что он, пусть даже частично, уцелел в этой местности. Его привезли в Англию вместе с большой партией других папирусов, а мой университетский приятель, палеограф, начал прочтение всей партии именно с него. Как видишь, надписи в некоторых местах настолько стерлись, что мне пришлось прибегнуть к рентгеновскому просвечиванию, чтобы восстановить след каламоса, то есть тростинки, которой были сделаны эти надписи. Но о подробностях позднее. А сейчас я хочу прочитать тебе текст. Это мой перевод на английский. Он, может быть, несовершенен, но по смыслу, кажется, верен. Послушай:

На этом заканчивается поэтический текст. Ниже дописано той же рукой:

«Слова о Матери начертал я, Перимос-мореход, который жизнь свою провел на море и видел один раз Керос. Я направлялся в Византию с грузом амфор полных пшеницы.

Быстрый переход