Взлетают вертячки с одинаковым успехом как с воды, так и с твердой опоры. Собравшись лететь, жук быстро приподнимает переднюю часть туловища, раздается легкий треск крыльев, «мотор» заведен, «самолетик» без разбега взмывает кверху и мгновенно исчезает из глаз.

Вечерние полеты грозили опустошить общество моих пленников. Пришлось соорудить над аквариумом сетку и закрепить ее при помощи резинки. Но вскоре после этой меры в обиталище жуков появился сильный и специфический запах, а на поверхности воды засверкала в цветах радуги тончайшая пленка. Жуки выпускали ароматическое маслянистое вещество. И не спроста. Это был особый химический сигнал призыва, приглашение примкнуть к себе. Наверное, в естественной обстановке обрывки тончайшей пленки по воде плывут и их улавливают те жучки, которые по каким-либо причинам, потеряв общение, разыскивают себе подобных.

Пришлось сменить воду. Пленка исчезла, не стало запаха. Но не надолго.

Мне показалось, что вертячкам тесно, и я их разъединил по двум аквариумам. В том, в котором, вертячек было мало, к удивлению, маслянистая пленка оказалась заметней, а запах сильнее: здесь усиленней приглашали к себе гостей.

Иногда из аквариума слышался тонкий прерывистый треск. Он то затихал, то усиливался, становился то ниже, то выше тоном. Это были сигналы, только звуковые. Общество вертячек обладало своим собственным языком и усиленно разговаривало.

Вспомнилось, как однажды в Яблочной щели Кокпекского ущелья в небольшой запруде я застал две группы вертячек. Они держались в метре друг от друга. Третья группа заняла место ниже запруды и падающего водопадика. Казалось, что между вертячками отлично налажена связь. Едва одна из групп начинала беспокоиться, будто потревоженная мною, как другая тоже принималась паниковать и крутиться в быстром темпе. Сигналы тревоги, видимо, распространялись во все стороны по воде. Но те вертячки, которые обосновались ниже запруды, словно были глухи. Видимо, сигналы своих собратьев до них не доходили через водопадик.

…Не скоро вертячки привыкли к жизни в неволе. Постепенно они перестали пугаться, часами, особенно ночью, отдыхали каждая в лунке на пленке поверхностного натяжения воды. Но резкое неосторожное движение тотчас же прерывало их чуткий сон.

Как-то из буфета послышался легкий звон посуды, слегка вздрогнуло здание, на проводе качнулась электрическая лампочка. Вертячки встрепенулись и долго долго носились по аквариуму, не могли успокоиться. Так они прореагировали на небольшой подземный толчок. Величественный Тянь-Шань, снежные вершины которого виднелись через окна комнаты, напоминал о своем существовании.

Вкусы вертячек оказались не изысканными. Одного-двух слегка придавленных насекомых хватало на день нескольким десяткам жуков, хотя к пище стремились не все, а только самые голодные. Комнатным мухам отдавалось предпочтение. Обычно на добычу набрасывалась целая свора жучков и дружно носилась с ней по воде с легким стрекотом. Крохотными челюстями жучки терзали добычу на части, оставляя после трапезы кусочки хитина да крылья. Но муху живую, хотя бы слегка вздрагивающую ногами, есть боялись и, примчавшись к ней, разбегались в стороны. Насекомые с твердыми покровами, личинки мучных хрущаков вызывали отвращение. Все, что тонуло, тоже не привлекало внимания.

Наступила зима. Стало труднее добывать мух. И тогда выяснилось, что общество вертячек (прямо как у муравьев!) следовало примеру нескольких инициаторов, возможно, более старых и опытных жуков. Иногда муха долго лежала на воде, пока на нее не бросался такой инициатор. Удивительно, до чего был заразителен пример: за смельчаком мгновенно бросались все остальные.

И все же от недоедания жучки стали гибнуть. К тому же включили калориферы центрального отопления, и в комнате повысилась температура. Погибали жучки на воде, протянув в стороны свои коротенькие передние ножки. Над гибнущими живые выплясывали какой-то странный танец.