Подпись под полотном гласила: «Д. Гагин. Кораблекрушение. Холст, масло. 1986-й год».

«Кто, интересно, такой этот Гагин? – мелькнуло у Маши. – Никогда про такого художника не слышала, хотя картина неплохая».

Но додумать мысль она не успела – дед небрежно сдвинул «Кораблекрушение» в сторону. Под картиной, тоже в лучших традициях «новых русских», оказался вмонтированный в стену сейф. Дед ловко отщелкал цифры кода, массивная стальная дверца с приятным клацаньем отворилась… и хозяин осторожно извлек из недр несгораемого шкафа упакованный в несколько слоев пленки предмет – по размеру как небольшая цветочная ваза.

Дед бережно водрузил свою ношу на стол и принялся аккуратно и торжественно разворачивать пленку.

Гости в изрядном нетерпении наблюдали за его манипуляциями. Вот наконец упаковка сложена рядом – и их взорам явилась… всего-навсего очень старая, металлическая, с потрескавшейся эмалью и какими-то письменами, чаша – или ваза – на высокой, утолщенной книзу, ножке.

– Вот она, – триумфально, с придыханием, произнес дед.

Гости в изумлении переглянулись. «Раньше в таких мороженое подавали. В дешевых кафешках», – мелькнуло у Маши.

– И что это за дрянь? – без всякого пиетета озвучил общую мысль Макс.

Дед насупился и с неудовольствием зыркнул на внука.

– Прости, конечно, дедуля, – засмущался внук.

– Но мы чего-то совсем другого ждали! – пришла на выручку брату Ася.

Мария строго сказала:

– Ты обещал объяснить, откуда у тебя миллионы взялись. А сам какую-то железку предъявляешь.

Взгляд Шадурина-старшего потеплел.

– Ах, дорогие мои… Вы, все трое, еще так молоды. Неразумны и горячи… – вздохнул он.

– А можно ближе к делу? – насупилась Маша.

Но дед лишь легонько плечом дернул.

– Я тоже, когда впервые увидел сей предмет, едва удержался, чтоб не пнуть его ногой. Как хорошо, что я этого тогда не сделал!..

– А что это вообще такое? – вежливо поинтересовалась Ася. – Вроде вазочка…

– Вазочка, да не совсем, – важно ответствовал дед. – Чаша эта, как гласит справочник антиквара за прошедший год, относится ни много ни мало к девятнадцатому столетию и сама по себе представляет немалую художественную ценность, вы только посмотрите на матовое золочение, патинирование и изящные письмена… Но уникальность ее совсем в другом.

– …Потрешь ее, из бороды волосок выдернешь – и тут же джинн явится. И виллу тебе построит, – перебила Маша.

Дед внучкину реплику проигнорировал. Прокашлялся, откинулся, в стиле матерого рассказчика, на стуле и начал:

– Это случилось в начале марта. Стоял светлый, наполненный робким дыханием весны денек.

– Чем-чем наполненный? – фыркнула Мария.

Дед не ответил. Продолжил:

– Я шел по берегу моря, направляясь к причалу, где меня ожидала моя верная «Катти Сарк»…

– Это твоя шаланда так называется? – снова не удержалась Маша.

Про дедов катер все трое слышали неоднократно, правда, прокатиться на нем никому из них ни разу не довелось. «Старая посудина», как называл ее дед, вечно находилась то в ремонте, то в покраске.

– Видели бы вы ее сейчас ! – не удержался от похвальбы старик. – Вся блестит, новый двигатель на сто пятьдесят пять лошадей, мореходность – пять баллов, скорость – до тринадцати узлов!.