— Ну-с, крестная, — сказала мисс Рен, когда, оставшись наедине, они с минуту молча смотрели друг на друга, — вот вас и вышвырнули на улицу.

— Выходит, что так, Дженни, и, по правде говоря, довольно неожиданно.

— Куда же вы пойдете искать счастья? — спросила мисс Рен.

Улыбнувшись, старик как потерянный огляделся по сторонам, и это не укрылось от глаз мисс Дженни.

— Да, дитя мое, — сказал он. — Вопрос весьма кстати, хотя задать такой вопрос проще, чем ответить на него. Но я помню отзывчивость и доброжелательство тех, кто дал работу Лиззи, и, пожалуй, пойду туда сам.

— Пешком? — отчеканила мисс Рен.

— А мой посох? — сказал Райя.

Но именно этот посох да еще необычная внешность старика и вызывали сомнения у кукольной швеи.

— А знаете, крестная, — сказала она. — По-моему, вам лучше всего пойти ко мне, по крайней мере на первое время. У меня дома никого нет, кроме моего дрянного мальчишки, а комната Лиззи пустует. — Уверившись, что он никого не обременит своим присутствием, старик охотно согласился, и эта странная пара снова отправилась в путь.

Что касается дрянного мальчишки, которому было строго-настрого приказано дожидаться родительницы, то он, разумеется, ушел из дому, и, будучи в полном расстройстве всех своих умственных способностей, ушел не просто так, а по делу, вернее, по двум делам, — первое: потребовать в любом питейном заведении на три пенни рома — бесплатно, на что, как ему казалось, он имел полное право, и второе: похныкать у мистера Юджина Рэйберна и посмотреть, не проистекут ли из этого кое-какие выгоды. Подстрекаемый важностью своих двух дел, в основе которых лежало то единственное, что занимало теперь его мысли, а именно — ром, несчастный пропойца ковылял по улицам и забрел на Ковент-Гарденский рынок, где и сделал привал на ступеньках какой-то лавки, чтобы претерпеть здесь очередной приступ трясучки, сопровождаемый появлением чертиков.

Ковент-Гарденский рынок был совсем не по пути мистеру Швею, но это место притягивало его к себе, как и всех самых отпетых пьяниц, подобно ему напивающихся в одиночку. Трудно сказать, что, они ищут здесь, — хочется ли им потонуть в ночной жизни рынка, или в джине и пиве, льющихся рекой в компаниях возчиков и торговцев, или смешаться с затоптанными в грязь отбросами овощей, которые до такой степени похожи на их тряпье, что, может статься, Ковент-Гарденский рынок служит им чем-то вроде огромного гардероба? Так или иначе, но ни в каком другом месте вы не увидите столько пьянчуг в подворотнях или на приступках у лавок. А уж таких женщин, спящих пьяным сном при дневном свете, вам нигде не встретить, хоть обыщите весь Лондон. Эта затрапезная, потерявшая всякий цвет, точно гнилой капустный лист, одежда, эти лица, похожие на порченый апельсин, это человеческое месиво показывается солнечным лучам только здесь. Влекущая сила рынка притянула сюда мистера Швея, и он одолел чертиков и приступ трясучки на ступеньках лавки, где незадолго до него валялась какая-то пьяная женщина.

Эти же места всегда кишат маленькими дикарями, которые шныряют повсюду и растаскивают — бог знает по каким норам, потому что жилья у них нет, — разбитые ящики из-под апельсинов и прочий хлам, и когда им приходится улепетывать от полисменов, их босые ноги глухо шлепают по мостовой (не потому ли эти звуки не доходят до ушей власть предержащих?), тогда как, будь они в сапогах, каждая такая погоня сопровождалась бы оглушительным грохотом.

Босоногая команда сбежалась со всех сторон к мистеру Швею полюбоваться таким завлекательным, к тому же бесплатным зрелищем, как трясучка, и стала скакать вокруг него, дразнить, забрасывать его комьями грязи.