— Дженни! Протянуть вам руку я не могу, — сказал Юджин и усмехнулся почти как прежде. — Но я очень рад вас видеть.

Мортимер повторил ей его слова, потому что их можно было разобрать только по губам, нагнувшись к нему. Вскоре он заговорил снова:

— Спроси ее, видела ли она детей?

Мортимер не понял его, и Дженни сама сообразила, о чем речь, только после того как он добавил:

— Спроси ее, как пахнут цветы.

— А! Знаю, знаю! — воскликнула кукольная швея. — Теперь все поняла!

Тогда Лайтвуд быстро уступил ей место, и, с просветленным лицом склонившись над Юджином, она сказала:

— Вы говорите о тех детях, которые спускались по длинным сверкающим лучам и приносили мне покой и отраду? О тех детях, которые поднимали меня высоко-высоко, словно пушинку?

Юджин улыбнулся.

— Да.

— С тех пор как вам тогда рассказывала, я их не вижу. Давно не вижу, потому что теперь спина у меня почти не болит.

— Вы так мило фантазировали, — сказал Юджин.

— Но мои птицы все еще поют! — воскликнула девочка. — И цветы благоухают по-прежнему. Правда, правда! Это такое блаженство!

— Останьтесь и помогите ухаживать за мной, — тихо проговорил Юджин. — Пусть эти сны наяву посетят вас и здесь… пока я еще жив.

Она коснулась рукой его губ и, вернувшись к своему рабочему столу, той же рукой прикрыла себе глаза и снова запела. Он слушал эту тихую песенку с явным удовольствием до тех пор, пока ее голос не умолк.

— Мортимер.

— Что, Юджин?

— Дай мне что-нибудь, попытайся удержать меня здесь хоть на несколько минут…

— Удержать, Юджин?

— Чтобы я не блуждал бог знает где… У меня такое чувство, будто я только что вернулся сюда и сейчас снова уйду… Дай мне что-нибудь, друг мой!

Мортимер поднес к его губам стакан с легким вином, которое всегда держал наготове, и хотел было помешать ему говорить, но не успел.

— Не останавливай меня, Мортимер. Я должен это сказать. Если бы ты знал, какая тревога терзает и гложет меня, когда я блуждаю в этих местах… им нет конца. Где это, Мортимер? Где-то на краю света…

По лицу друга он понял, что начинает бредить, и через минуту добавил:

— Не бойся… Я еще не ушел. Но о чем же…

— Ты хотел что-то рассказать мне, дорогой мой Юджин. Рассказать мне — твоему старому другу, который всегда любил тебя, льнул к тебе, подражал тебе, восхищался тобой, был бы ничто без тебя и который, видит бог, с радостью согласился бы сейчас поменяться с тобой местами.

— Ну-ну-ну! — сказал Юджин, с нежностью глядя на Мортимера, закрывшего глаза ладонью. — Я этого не заслужил. Такие комплименты лестно слушать, друг мой, но я их не заслуживаю. Это нападение, Мортимер, это убийство…

Его друг сразу насторожился и проговорил, склонившись над ним:

— Мы с тобой подозреваем одного и того же человека.

— Мало сказать, подозреваем! Но, Мортимер, пока я лежу здесь и когда меня уже не будет, помни: виновный не предстанет пред лицом правосудия. В этом я полагаюсь на тебя.

— Юджин!

— Нельзя пачкать ее незапятнанное имя, друг мой. Ведь кара падет не на него, а на нее. Я поступал дурно по отношению к ней, а намерения у меня были еще более дурные. Ты помнишь, какая дорога вымощена благими намерениями? Так знай, Мортимер, что дурных намерений там не меньше. Поверь мне — человеку, который уже лежит на этой дороге!

— Юджин, друг мой, успокойся!

— Я успокоюсь, когда ты дашь мне слово.