— А вы молчите, — сказал мистер Милви. — Мы и так все понимаем. Вам лучше, мистер Рэйберн?

— Спокойнее на душе, — ответил Юджин.

— Спокойнее и самочувствие лучше?

Юджин перевел взгляд на Лиззи и, щадя ее, промолчал.

Они стали вокруг кровати, и мистер Милви, открыв молитвенник, приступил к свершению обряда, который редко бывает связан в нашем представлении со смертной тенью, ибо он неотделим от расцвета жизни, веселья, радости, надежд и здоровья. Белла думала: «Как это непохоже на мою счастливую скромную свадьбу», и плакала.

Миссис Милви жалела молодых и тоже плакала. Кукольная швея плакала в своем золотом шатре, закрыв лицо руками. Мистер Милви склонился над Юджином, который не сводил с него глаз, и читал слова молитв тихо, но внятно, совершая обряд с подобающей случаю простотой. Так как жених не мог поднять руку, священник только дотронулся кольцом до его пальца и надел это кольцо на палец невесты. Когда же обет был произнесен, она коснулась ладонью его неподвижной руки и больше не отнимала ее. Обряд закончился, все вышли из комнаты, и тогда она обняла его за шею и положила голову на подушку рядом с его головой.

— Подними штору, любимая, — сказал Юджин немного погодя. — Пусть день нашей свадьбы глянет на нас.

Первые солнечные лучи хлынули в комнату, и Лиззи, вернувшись к нему от окна, прижалась губами к его губам.

— Да будет благословен этот день! — сказал Юджин.

— Да будет благословен этот день! — сказала Лиззи.

— Как тебе не повезло с мужем, дорогая, — заговорил Юджин после короткого молчания. — Шалопай, да к тому же изувеченный… пальцем шевельнуть не может. И почти ничего не оставит тебе, когда ты будешь молодой вдовой.

— Я отдала бы весь мир за одну только надежду на такого мужа, — ответила она.

— Ты погубила себя, — продолжал Юджин, качая головой. — Но погубила, следуя влечению своего золотого сердца. И меня может оправдать только то, любимая, что сначала погибло твое сердце, а потом уж ты сама.

— Нет, оно не погибло, я отдала его тебе.

— Это одно и то же, бедная моя Лиззи!

— Далеко не одно и то же. Тише, тише, успокойся! По щекам Юджина покатились слезы, и она взмолилась:

— Закрой глаза!

— Нет, — сказал Юджин, снова покачав головой. — Я буду смотреть на тебя, Лиззи, пока могу. Моя беззаветно смелая жена! Моя героиня!

Услышав эти слова, она сама заплакала. А когда он, собравшись с силами, приподнял забинтованную голову и прижался к ее груди, слезы полились из глаз у них обоих.

— Лиззи, — сказал Юджин после долгого молчания. — Как только ты почувствуешь, что я покидаю это незаслуженное мною прибежище, окликни меня, и я вернусь.

— Хорошо, Юджин.

— Вот, вот! — с улыбкой воскликнул он. — Если бы не это, я давно бы ушел.

Немного спустя, когда беспамятство, казалось, совсем овладело им, она проговорила спокойным, полным любви голосом: «Юджин, муж мой!» И он сейчас же отозвался: «Вот опять! Видишь? Тебе ничего не стоит вернуть меня обратно!» А потом он уже не мог говорить, но ответом ей служило легкое движение его головы, лежавшей на груди у нее. Солнце высоко поднялось в небе, когда она осторожно встала с постели, чтобы дать ему лекарство и покормить его. Полная неподвижность этого тела, словно выброшенного волнами на берег, испугала ее, но у самого Юджина, видимо, мелькнула какая-то надежда.

— Ах, Лиззи! — чуть слышно проговорил он.