Стюарт поднял брови.

– Насколько вы можете предположить?

Да, этот человек, несомненно, юрист. Пейшенс почувствовала себя в суде под обстрелом вопросов.

– Я была в столовой – чистила серебро. Я услышала крик Аны, подбежала к лестнице, но она уже лежала на полу.

Племянник ничего не ответил. Он просто сверлил ее жестким взглядом, потом отвернулся к медсестре со словами:

– Я бы хотел увидеть тетю. – Сказано было мягко, с интонацией просьбы, но тем не менее прозвучало как приказ.

Медсестра кивнула:

– Я сейчас узнаю.

Ну наконец-то кое-что прояснится.

– Я пытаюсь получить информацию о состоянии Аны с тех пор, как привезла ее сюда, но никто ничего мне не говорит.

– И не скажет, – ответил он на возмущение Пейшенс. – Законы защищают частную жизнь. Вы же не родственница.

Понятно. Не важно, что это она привезла Ану и заполняла в приемном покое документы. Любому здравомыслящему ясно, что она беспокоится о больном человеке. Какая разница – родственница она или нет?

Племянник Аны оказался не таким, каким его себе представляла Пейшенс. Ана всегда говорила о нем, как о «ее милом Стюарте». Котик… она называла его «котиком» по телефону. Мужчина, стоящий рядом, совершенно не походил на котика. Скорее на хищника.

Очевидно, единственной просьбы милого Стюарта было достаточно, чтобы через минуту распахнулась дверь из лечебного блока и оттуда появился ординатор в бледно-зеленом балахоне.

– Мистер Даченко?

Врач направился к Стюарту, однако бросил на Пейшенс быстрый, заинтересованный взгляд. Такой взгляд был ей знаком. Она сделала вид, что не заметила этого.

– Прошу извинить, что заставил вас ждать, – продолжал врач. – Мы ждали результата компьютерной томографии вашей тетушки.

– Как она?

– У нее бималеолярный перелом левой лодыжки.

– Би… что? – со страхом спросила Пейшенс. Хоть бы на самом деле это было не так страшно, как звучит на медицинском жаргоне.

– Бималеолярный или двулодыжечный означает, что пострадали и кость, и связка, – объяснил врач.

– И что из этого следует? – спросил Стюарт.

– То, что ей необходима операция.

Операция? Пейшенс ужаснулась:

– Операция опасная?

– В ее возрасте все, что включает анестезию, имеет определенный риск.

– У нее отличное здоровье, – сказала Пейшенс, скорее убеждая себя, а не врача. – Ей все дают на десять лет меньше.

– Это хорошо. Значит, выздоровление пройдет легче. В общем и целом ей повезло – она сломала только лодыжку. В ее возрасте падения чрезвычайно опасны.

– Я знаю, – ответил Стюарт. И бросил многозначительный взгляд в сторону Пейшенс. – Мы можем ее увидеть?

– Она в смотровой номер шесть, – сказал врач. – Скоро ее заберут наверх, но пока что вы можете посидеть с ней.

Смотровая номер шесть оказалась отгороженным шторой отсеком по левую сторону двух рядов таких же занавешенных ячеек. Стюарт отдернул занавеску. Ана лежала под простыней, около нее медсестра проверяла внутривенную капельницу. Попискивали какие-то приборы. У Пейшенс внутри все сжалось, когда она увидела неподвижную Ану с трубками, торчащими из рукава платья. Она всегда была такая оживленная и бодрая, что в голову не приходило, что ей восемьдесят лет.

– Мы ввели ей болеутоляющее. Так что не волнуйтесь, если у нее бессвязная речь, – предупредила медсестра.

Стюарт вошел первым, а Пейшенс – за ним. Он встал у изголовья кровати и тонкими длинными пальцами убрал волосы с лица тети.

– Тетя, это я, Стюарт.

Пейшенс подумала о том, что вот так же ласково она будила по утрам свою младшую сестричку Пайпер, чтобы та не опоздала в школу.