— А вы, молодой человек, вы позволите обратиться к вам? Вы просто прохаживаетесь взад и вперед мимо Белого дома с таким выражением, словно вы что-то потеряли. У вас смущенный, растерянный вид. Не могли бы вы коротко рассказать нам, что вы ищете?

— Легавого. Полисмена.

— Зачем.

— Сдаться хочу. Правосудию.

— Лью Лжепафос вел этот репортаж с улиц Вашингтона, на которые скорбящие стекаются, чтобы молиться, плакать, стенать и надеяться. Мы возвращаемся к Стояку Дуболобому.

— Говорит Стояк, мы с шефом Вашингтонской полиции находимся на самом верху Мемориала Джорджа Вашингтона. Мистер Кандалист, как по-вашему, сколько людей собралось сегодня там, внизу?

— Ну, вокруг одного только мемориала мы насчитали от двадцати пяти до тридцати тысяч, а у Белого дома их, я бы сказал, раза в два больше. И они еще прибывают с каждым часом.

— Что вы могли бы сказать об этих людях? Это ведь не обычные демонстранты, с которыми вам приходится иметь дело здесь, в Вашингтоне?

— О нет, нет. Эти ничего не нарушают. Я бы даже сказал, что они из кожи вон лезут, чтобы помочь властям. Пока, во всяком случае.

— Что означает «пока»?

— Видите ли, мы покамест никаких арестов не производили. У нас приказ Белого дома — никого и ни под каким видом не арестовывать. Сами понимаете, это серьезное испытание для моих подчиненных, тем более, что едва ли не все эти люди, похоже, пришли сюда лишь затем, чтобы их арестовали. Должен сказать, я никогда ничего подобного не видел. Многие опускаются на колени и умоляют, чтобы их забрали, и чуть не каждый Том, Дик и Гарри размахивает документами, фотографиями и отпечатками пальцев, которые доказывают, что именно он убил Президента. Конечно, все эти их признания не стоят и бумаги, на которой они написаны. Некоторые вообще курам на смех, если правду сказать, — непрофессиональные фальшивки, явно сляпанные в последнюю минуту. Но в общем и целом, надо отдать должное силе их духа. Они вцепляются в моих офицеров так будто у них на руках Бог весть какой компромат. Некоторые даже приковывают себя к полицейским собственными наручниками, надеясь таким способом протыриться в тюрьму. Стоит остановить где-нибудь патрульную машину, как дюжина их уже набивается на заднее сиденье и вопит: «Жми что есть мочи, вези меня к Дж. Эдгару Груберу!» Вы же понимаете, арестовывать человека без соблюдения положенной процедуры нельзя, но попробуй объясни это такой ораве. Ну, мы вроде как вышучиваем их, делаем что можем, а которые не сдаются, тем говорим, чтобы стояли на месте и ждали, мы их, мол, попозже прихватим. Что бы нам не помешало, так это хорошая ночная гроза, она бы вроде как разрядила здесь обстановку. Может, если б они простояли под дождичком подольше, до них доперло бы, что какие бы доказательства они ни предъявили, их все равно никто арестовывать не собирается, ну и разошлись бы себе подобру-поздорову.

— Однако, мистер Кандалист, что если дождь не пойдет — что если утром они так и будут толпиться на улицах? Как же сотрудники правительственных учреждений попадут на работу?

— Ну, боюсь, им придется смириться с некоторыми неудобствами. Потому как я не намерен подвергать моих людей обвинениям в неправомерных арестах, чтобы эта публика могла поспеть в свои учреждения как раз к обеденному перерыву. И потом, у меня же приказ Белого дома.

— То есть вы предполагаете, что все эти люди ни в чем не виноваты, все до единого?

— Вот именно. Были б они виноваты, так сопротивлялись бы аресту.