Счета заверяются коррумпированными чиновниками, связанными с мафией. Затем они оплачиваются. Тут примечание, которое меня особенно умиляет. Похоже, что в российском законодательстве нет статей, предусматривающих ответственность за такие современные чудачества, как финансовое мошенничество, так что под суд не идет никто, а те, кому место за решеткой, вместо этого срывают куш. Русские банки до сих пор в каменном веке, а прибыль там – абстракция, которую никто серьезно не воспринимает. Говоря бессмертными словами Ноэля Коварда, свистните официанту, чтобы принес икры, и скажите: «Слава Богу».
Наступила еще одна пауза, во время которой Мерримен вопросительно поднял на меня свои брови, но я не нарушил молчания.
– Заграбастав наличные, Чечеев сделал с ними то, что мы все сделали бы. Рассовал их по целой цепочке анонимных счетов в Британии и за границей. В большинстве этих сделок твой старый приятель Ларри действовал как его посредник, инкассатор и по уши завязший сообщник. Он регистрировал компании, открывал счета, подписывал чеки и укрывал ворованное. Ты скажешь мне, что это все подстроено Чечеевым, что он подделывал подпись Ларри? И ты ошибешься. Ларри по уши в этом дерьме, и из того, что нам известно, следует, что и ты тоже. Так?
– Нет.
Он повернулся к Барни.
– Как глубоко докопались фараоны?
– Начальник Особого отдела сегодня в пять докладывает секретарю кабинета министров, – сказал Барни, предварительно прочистив глотку.
– Это оттуда Брайант и Лак? – спросил я.
Барни уже собирался подтвердить это, но Мерримен грубо вмешался:
– Это нам знать, а он пусть гадает, Барни.
Но я знал ответ: да.
– Поговаривали, что их расследование быстро зашло в тупик, но это, возможно, блеф, – продолжал Барни, – и меньше всего мне хотелось бы проявить неуместный интерес. Я сказал в Особом отделе, что это не наше дело. Я побожился им, что не наше. То же я говорил в лондонском городском и в сомерсетском полицейских управлениях. Заведомо ложные показания. – Было похоже, что это беспокоит его.
Мерримен заговорил снова:
– Так что не вздумай портить нам игру, Тим Крэнмер, ты меня понял? Если они поймают Ларри и он скажет, что работал на нас, то мы будем это отрицать. Отрицать вплоть до суда и дальше. Если он скажет, что работал на тебя, то мистер Тимоти Крэнмер, бывший чиновник казначейства, окажется глубоко в дерьме. А если ты в соответствии с новым духом открытости вздумаешь открыть рот, то уповать тебе придется только на Бога.
– Их посол упоминал ЧЧ как настоящего дипломата? – спросил я.
– Бывшего дипломата. Такой он и есть. И поскольку мы ни разу не пожаловались на Чечеева за те четыре года, что он пробыл в Лондоне, по той очевидной причине, что не хотели прерывать поток разведданных, то и мы стоим на той же позиции. И, если кто-нибудь станет вякать обратное, Форин оффис только разведет руками.
– А как насчет отношений Чечеева с Ларри?
– А что насчет этих отношений? Они были вполне законными. Чечеев был культурным атташе, известным и деятельным. Ларри был розовым интеллектуалом, совершавшим регулярные оплаченные визиты в матушку-Россию, на Кубу и в другие злачные уголки земного шара. Сейчас он – угомонившийся профессор в Бате. Их отношения были естественными и законными, а если это и было не так, то никто об этом не заявлял. – Мерримен не сводил с меня глаз. – Если русским когда-нибудь придет в голову мысль, что Ларри Петтифер работал на нашу разведку, что он на протяжении последних двадцати с лишним лет, как ты нам сейчас не раз повторил, был нашим преданным исполнителем, то земля разверзнется, ты меня слышишь? Они уже выписали твоему дружку Зорину похвальную грамоту: алкоголизм, пассивный саботаж, словом, вымазали дерьмом с головы до ног, и сейчас он под домашним арестом и имеет, судя по всему, хорошие шансы как-нибудь в сумерках быть застреленным. |