Стив, должно быть, вырвал их из журнала и сохранил. Сердце Джейн неистово заколотилось: наступило прозрение.

Она все еще разглядывала смятые страницы, когда на лестнице послышались шаги Стива. Молодой человек оделся так же, как накануне, если не считать черной полоски плавок, просвечивающей сквозь ткань белых брюк. Да еще темные очки торчали из кармана рубашки.

Заметив листки в руках гостьи, он резко остановился, оборвав приветственный возглас на полуслове, и Джейн обожгло чувство незаслуженной обиды.

– Вы знали! – набросилась она на юношу, резко сжимая кулак и свирепо комкая ненавистные страницы. – Проклятье! Вы это прочли и отлично знали, кто я такая, еще до того, как я плюхнулась на свободное место рядом с вами, так? Вы знали!

Стив пожал плечами. Взгляд темно-карих глаз под четко очерченными бровями оставался совершенно непроницаем. А она-то думала, что у этого типа все на лице написано... Убедила себя, что его беспомощный, сбитый с толку вид говорит о безвредности...

– А ну отвечайте, черт бы вас побрал! – прошипела Джейн, возмущенная его молчанием.

Она шагнула к нему. Изумрудные глаза метали яростное пламя, взлетела и опала пышная юбка, и золотистые подсолнухи ослепительно вспыхнули на стройных бедрах. Господи, неужели он все-таки журналист?

– Почему вы не сказали, что узнали меня? – не унималась актриса, ожидая сбивчивых оправданий, которые позволят ей дать полную волю гневу.

Но, вместо того чтобы принять виноватый вид, Стив нагнулся, подхватил с плетеного кресла белую панаму и, небрежно помахивая ею, ответил:

– У меня сложилось впечатление, что вы путешествуете инкогнито и не желаете привлекать к себе внимание. Я ошибся?

– Допустим, что нет, – признала Джейн, упрямо не желая мириться. – Но вы могли бы намекнуть...

– Это было бы в высшей степени неделикатно: ведь вы так хотели остаться неузнанной, что даже прибегли к маскараду! – заметил он с убийственной логикой.

Убедительно, ничего не скажешь! Но пусть не рассчитывает, что ему все так просто сойдет с рук!

– А потом, когда я призналась вам, что играю на сцене, а вы клялись и божились, что в театрах почти не бываете? Зачем было продолжать притворяться, будто вы обо мне в первый раз слышите? – настаивала Джейн. Словно в насмешку, в памяти всплыло ощущение уязвленного самолюбия, испытанное ею в тот момент.

– Ах да... возможно, я не смог удержаться, чтобы не подразнить вас чуть-чуть.

– Ха!

Стив оставил ее возглас без внимания.

– К тому времени было уже как-то неловко пускаться в объяснения, – продолжал он невозмутимо. – Я подумал, что дипломатичнее было бы держаться так, словно мы друг другу чужие, каковыми, по всей видимости, остаемся и по сей день.

Джейн упрямо вздернула подбородок.

– Я бы не испытала ни малейшей неловкости! – объявила она, и глаза ее вспыхнули: ни за что на свете Джейн не стала бы извиняться за свой образ жизни! Да, она наделала немало ошибок, но и цену заплатила немалую, а за одну ошибку ей предстоит расплачиваться всю жизнь...

– Вы-то, может, и нет, а вот я бы смутился. – Стив примирительно развел руками. – Я боялся, что вы сочтете, будто я поступил так с тонко рассчитанным коварством... притворился, что не узнал вас, чтобы повернее завязать знакомство, а после хвастаться нашей беседой направо и налево... продать сведения подороже. Бывают на свете такие люди, знаете ли... – Стив бросил взгляд на панаму, которую вертел в руке. – И еще мне подумалось, что именно эту статью вы обсуждать не захотите, тем более с посторонним человеком. Вот, если бы вы сами о ней упомянули, тогда дело другое.