В следующий час произошла страннейшая вещь: мы отлично сработались. Удивительно, но мы с самого начала оказались на одной волне. Финн спросил, не возражаю ли я против музыки, поскольку она помогала ему сосредоточиться. Я не возражала, потому что мне тоже нужно было слушать музыку во время работы, и когда заиграли «Torrents» — группа, которую я любила, — я улыбнулась ему, давая понять, что мне нравится его выбор.

Наблюдать за ним было не в тягость.

Совсем. Даже наоборот.

Почувствовав на себе мой взгляд, он перестал печатать.

— Что?

— Итак… Фотография, да? Ты хочешь заниматься в жизни именно этим?

В один момент новообретенная легкость между нами исчезла. Его лицо стало непроницаемым.

— Это хобби.

Тот факт, что он закрылся от меня, свидетельствовал об обратном. Не успев остановить себя, я сказала:

— Это определенно больше, чем просто хобби.

— Нет. Я Рочестер. А значит буду работать с отцом.

Не горечь ли я уловила в его тоне? Я наклонилась ближе.

— А чем занимается твой отец?

— Он генеральный директор холдинговой компании.

— Звучит круто. — И почему-то совсем не похоже на то, какой я представляла его дальнейшую жизнь.

Он усмехнулся, немного расслабившись от моего беззаботного тона.

— Так и есть. — Он прищурился. — А кем хочешь стать ты?

Я решила, что будет только справедливо, если и я дам ответ.

— Я хочу быть обвинителем по уголовным делам в окружной прокуратуре.

Брови Финна приподнялись.

— Довольно конкретно.

— Я знаю, чего хочу.

— И вольна в своем выборе.

— Ты говоришь, как будто завидуешь.

Финн отодвинулся от стола и закрыл ноутбук.

— Знаешь, друг моего отца преподает в Гарварде. Думаю, он сможет обеспечить нам доступ к первоисточникам для презентации.

Меня задело, что он закрылся. Что было слегка лицемерно с моей стороны, но подавить это чувство я не смогла. Меня разочаровало, что он отказался позволить мне узнать себя ближе.

Пожалуй, это был тревожный сигнал.

Я не стала возражать против смены темы.

— Было бы здорово. — Я начала складывать свои записи.

— Я свободен в субботу после обеда. Мы могли бы снова здесь поработать, — сказал он.

Как будто у меня были планы.

— Конечно.

Благодаря очень профессионально выполненным плакатам, развешанным по всей школе, я знала, что предстоящим спектаклем будет «Наш городок» (пьеса в 3-х действиях американского прозаика и драматурга Торнтона Уайлдера, написанная в 1938 году и в том же году удостоенная Пулитцеровской премии — прим. пер.). Судя по вчерашней дискуссии Элоизы с отцом, она была исключительно счастлива из-за этого, поскольку ей удалось отговорить своего режиссера — нашего преподавателя по английской литературе мистера Дрэйпера, — от запланированного показа «Почтигорода» (пьеса американского драматурга Джона Кариани — прим. пер). По ее словам, проблема «Почтигорода» заключалась в том, что эта пьеса была разбита на девять частей и потому предоставляла Элоизе меньше времени для того, чтобы блистать на сцене.

Роль Эмили Уэбб-Гиббс явно делала Элоизу счастливой, и до той беседы Элоизы с Тео за ужином я не понимала, почему она не стремится к карьере актрисы. Элоиза не хотела становиться юристом, но Тео, как любой успешный отец, хотел гарантированной успешности для своей дочери. Игра в театре не могла ей этого обеспечить, поэтому Элоиза стремилась к тому, чем еще была увлечена, — к медицине. У нее были грандиозные планы: она хотела поступить на медицинский факультет Гарварда и стать онкологом.