Изменить размер шрифта - +
Мел Гибсон, надравшись, ругал евреев? Ругал. A Гюнтер Грасс? Вообще, оказывается, служил в СС! A любимый папа Дарьи Донцовой был кто?

Максим ЛАПТЕВ (с некоторой дрожью): Неужели сам Мартин Борман?

Яша ШТЕРН (обличающе): Почти. Аркадий Васильев, который был общественным обвинителем на процессе Абрама Терца. И в отличие от сына Бормана, который всю жизнь замаливает грехи папаши, Донцова…

 

 

Максим ЛАПТЕВ (поспешно прерывает Яшу): Ладно-ладно, вернёмся к Кингу. Хорош он или плох, но в жанре страшилок альтернативы ему нет.

Яша ШТЕРН (трясёт головой): Есть! Есть автор, который пишет лучше и про наши страхи, и про Фрейда внутри, и про евреев. По сути, это Кинг наоборот, притом что их фамилии похожи. Он, кстати, тоже в очках, но не дылда, тоже мрачный, но с иронией… Узнал его?

 

 

Максим ЛАПТЕВ (трет лоб): He узнал.

Яша ШТЕРН (довольно): Аллен Стюарт Кенигсберг, он же Вуди Аллен! «Кениг» — это по-немецки «король», как и «Кинг» по-английски… Эх, если бы удалось переименовать наш Калининград в Кенигсберг — в честь Вуди Аллена! Стивен Кинг лопнул бы от зависти.

 

ДЕЛО ПЯТОЕ

Хальт, мгновенье!

 

 

 

Яша Штерн и Максим Лаптев сидят в дачной беседке, увитой плющом. Сентябрь, погода ещё летняя. Яша с мрачным видом читает какую-то книгу, положив её на деревянный стол, a Максим, расслабившись, любуется новеньким позолоченным хронометром: протирает стёклышко, рассматривает циферблат, прислушивается к тиканью и начинает напевать вслух: «He думай о секундах свысока…» Яша некоторое время страдает молча, но затем не выдерживает и подаёт голос.

 

Яша ШТЕРН (морщась): Макс, дорогой, заткнись, умоляю! Хоть ты-то не сыпь мне соль на раны…

Максим ЛАПТЕВ (с обидой): Ты хочешь сказать, я так фальшиво пою?

Яша ШТЕРН (вздыхает и закрывает книгу; это оказывается свежевыпущенный том в серии «ЖЗЛ» издательства «Молодая гвардия». Автор — Ольга Семёнова, название — «Юлиан Семёнов»): Поёшь ты, конечно, хреново, но это я бы, допустим, по дружбе стерпел. Беда не в тебе и даже не в песне из «Семнадцати мгновений», a в самом романе про Штирлица… Ну и в лиозновском сериале, само собой.

Максим ЛАПТЕВ (сразу подобравшись): Ты Штирлица не замай. Он — наше всё.

Яша ШТЕРН (скорбным тоном): Да я понимаю, Макс. Тебе как чекисту и положено по службе благоволить к этой сказочке. Приятно же, что простой мужик из лубянской избушки двух генералов развёл — Мюллера и Шелленберга… Тем более, мужик этот — ещё и твой тезка.

Максим ЛАПТЕВ (с удивлением): Ты что, не любишь «Семнадцать мгновений»?

Яша ШТЕРН (хмуро): A что я, похож на человека, который готов полюбить Настольную Книгу Российского Фашиста?

Максим ЛАПТЕВ (с надеждой): Ты ведь шутишь, конечно, дружище Яша?

Яша ШТЕРН (серьёзно): Мне вовсе не до шуток, дружище Макс. Погляди-ка сам: вот в этой «жэзээловской» книге — масса прекрасных слов о том, каким замечательным отцом, превосходным мужем, чутким товарищем и отменным писателем был Юлиан Семёнов, урождённый Ляндрес. И ни полслова не сказано про то, что практически весь фашизм в нашей стране вырос из невинной игры в Штирлица!

 

 

Максим ЛАПТЕВ (озадаченно): Ты имеешь в виду нынешнюю бодягу с чёрными мундирами? Так это же обычная глупость — и только. Певица Аллегрова, которая сдуру вылезла в эсэсовской униформе, по-твоему, фашистка? Или, прости Господи, Укупник — фашист? Или Глюкоzа?

Яша ШТЕРН (саркастически): Ага, невинные младенцы нашли себе цацки! В России, между прочим, по одёжке встречают. Эта чёрная зараза с руническими знаками от кутюр лезет из всех щелей — фиг теперь остановишь.

Быстрый переход